Сапфировый перстень
Шрифт:
Правда, для двоих, как ему казалось, наиболее смышленых рабов Лиаренус сделал исключение. Он превратил их в растения, которые и высадил на своем поле, за каменной оградой. Через две луны появились жутковатые на вид цветы, которые Лиаренус срезал, высушил и истолок в порошок. — Из этого порошка было сварено зелье, которое понемногу стали добавлять в пищу байрагам.
— Теперь посмотри, — гордо заявил Лиаренус Колченогому, когда они спустя некоторое время наблюдали за поведением монстров, — они уже кое-что понимают и могут выполнять команды!
— Я не мог сомневаться в твоих способностях и умении, хозяин, — почтительно отвечал Карбан, с видимой опаской
Лиаренус был вне себя от радости и вновь и вновь заставлял своих монстров выполнять команды — и так без конца. Он нуждался в зрителях и свидетелях его могущества, но в то же время тайна не могла быть раскрыта, и поэтому Колченогий Карбан был обречен каждый день наблюдать за этим представлением.
Окрыленный успехом, Лиаренус продолжал свои дела. Заманив к себе в поместье нескольких воинов и бродячих циркачей, он напоил их сонным зельем, а затем обратил в растения, которые высадил на своей Поляне. Горбун считал, что его чудовища должны обладать ловкостью акробатов и приемами, которыми пользовались борцы и силачи, — его воинам не должно быть равных. Прошло некоторое время, растения дали семена, он посеял их, и теперь у него было целое поле цветов.
Покинув Поляну, Лиаренус поспешил дальше. Хозяйство было большое и требовало неустанной заботы. У колдуна был управляющий, но ему можно было доверить далеко не все, слава богам, что он командовал пастухами, поварами и слугами, которые делали всю работу в этом огромном поместье, привозил провиант из ближайших селений; в общем, обязанностей у него хватало…
Ну, хорошо, я подумаю. — Лиаренус, пощипывая бороду, возлежал на мягком ложе, под сенью огромной чинары. Двое мальчишек усердно махали опахалами, отгоняя мух, дабы ни одна из них не осмелилась потревожить хозяина. Перед колдуном почтительно склонился толстяк в цветастом шелковом халате. На его квадратном лице с тремя подбородками, нависавшими над пухлой грудью, застыло подобострастное выражение — он ожидал повелений своего господина. Звали его Эугеш, по прозвищу Чернявый — за венчик крашенных басмой волос вокруг обширной лысины.
— Говоришь, вина осталось два бурдюка? — переспросил Лиаренус еще раз и сморщился, словно ему положили на язык стручок перца. — Вы что, купаетесь в нем? — вдруг заорал он на толстяка, который отпрянул в испуге. — Пьете, как буйволы, чтоб у вас кишки распухли, а тем временем работники пропадают, — вспомнив про убежавшего пастуха, еще громче раскричался Лиаренус.
— Я не виноват, хозяин… — плаксиво заныл Эугеш, бухнувшись на колени и пытаясь дотянуться губами до руки Горбуна. — Ты же знаешь, как я верно служу тебе!
— Знаю, — буркнул Лиаренус, слегка успокоившись и милостиво протягивая толстяку руку для поцелуя. — Ладно, завтра пошлешь кого-нибудь за вином. Да смотри у меня, сам посчитаю, когда привезете. Иди!
«Нергал бы их побрал, работнички…» — тоскливо подумал про себя Лиаренус. Вся его челядь, начиная с управляющего, вороватого пьяницы Эугеша, и кончая последним мальчишкой, чесавшим ему пятки на ночь, — были для него постоянной головной болью. Он не мог, как другие богатые купцы или землевладельцы, нанять к себе на работу толковых и расторопных людей — кто согласится жить в глуши полупустынной степи, вдалеке от дома и семьи, тем более что больших денег, по своей
— Нет! Пусть лучше так, — вздыхал Лиаренус, в очередной раз предаваясь размышлениям по этому поводу.
Вот и приходилось ему обходиться всякой швалью: беглыми рабами, разбойниками да бродягами. Он находил их на базарах либо в нищенских кварталах, таких как мол в Аренджуне или Пустынька в Шадизаре. Соблазнив бродяг высокой, по их понятиям, платой, Лиаренус привозил их в свое поместье, где они работали у него за кров, пищу и женщину, не помышляя об изменении своей судьбы, не желая даже уйти от него, потому что колдун неустанно потчевал их своим заколдованным напитком. Если же они, по его мнению, работали плохо, то плети всегда были наготове, а если не помогало и это, бедолага заканчивал свой земной путь в пещере. Очень удобно — ни следов, ни лишних забот, да и байрагам какая-никакая радость.
Закончив свои утренние дела, Лиаренус собрался пообедать: несмотря на свой достаточно преклонный возраст и худобу, он любил поесть — и отнюдь не простую пищу, годную лишь простолюдинам. Колдун предпочитал изысканные яства и для этого держал много поваров, выписанных из разных мест, и прочей кухонной челяди.
— Давай, — кивнул он ожидавшему его распоряжений мальчишке, и тот стремглав бросился на кухню выполнять указание хозяина.
Через несколько мгновений двое слуг, одетых в белые одежды и такие же тюрбаны, поставили перед ним чашу для омовений. Колдун смочил кончики пальцев в душистой воде, настоянной на лепестках роз, и протянул руки слугам, которые бережно высушили ладони своего господина мягкими полотенцами из кхитайской ткани.
Слуги убрали чашу; ее сменил изящный деревянный столик на красиво изогнутых резных ножках. Лиаренус любил в летнюю пору трапезничать на воздухе, когда ничто, кроме дуновения легкого ветерка, приносящего прохладу от брызг фонтана, да щебета птиц, не нарушало его спокойствия. Иногда ему было скучно принимать пищу в одиночестве, и он приказывал позвать Колченогого Карбана, а совсем уж редко удостаивался такой чести Чернявый Эугеш.
Несколько подпорченное утренним происшествием с пастухом настроение стало улучшаться при виде процессии слуг с подносами, выходивших из дверей кухни. Лиаренус вновь представил стройные ряды своих зеленых монстров, и этого впечатления было достаточно, чтобы сделать мальчишке знак левой рукой. Тот уже знал, что это значит, и помчался за Эугешем и Карбаном — видно, сегодня хозяин в хорошем расположении духа.
Старший подавальщик тем временем почтительно склонился перед господином, держа на подносе два серебряных кубка.
— Белого, — выбрал Лиаренус.
Потягивая нежное душистое вино, привезенное специально для него из далекой Мессантии, Горбун с удовольствием наблюдал, как в пяти шагах от него на специальном блюде повар отделял ножом плавники огромного осетра, отваренного в кхитайском бамбуковом соусе.
— Садитесь, — разрешил он Колченогому Карбану и этому ублюдку Эугешу, которые, запыхавшись, прибыли по зову господина и теперь смиренно ожидали приглашения.