Сапоги императора
Шрифт:
Только вот игрушек у нас с Мишкой было маловато. Пришлось мне делать их: резать разные палочки, кубики, кружочки, подбирать камешки... Я даже схитрил: от сбруи Карька отрезал погремушку, и она нам очень помогала! Загремит, заурчит, будто голуби на крыше заворкуют — и моему тезке весело!
Как бы то ни было, но Наталья усад засеяла. И вот когда она это сделала, то сказала:
— Ну, Мишенька, мой друг и товарищ, не знаю, как тебя и благодарить? Если бы не ты...
И неожиданно поясно поклонилась. Я так смутился, что кинулся
Примчался домой, а у нас убогий Ванюха трубакурит! Сидит, как званый гость, в красном углу и курит, и нудит:
— Иван Ильич, меня староста послал: иди, мол, к бондарю и скажи ему, да построже...
— Чего же ты скажешь?
— Велят тебе нынче же на барскую усадьбу прийти. Господин управляющий зовет.
Отец помрачнел:
— Зачем я ему понадобился? Я помещице нисколько не должен и перед нею ни в чем не виноват!
— Старостино дело приказать, а мое — сказать. Зачем тебе велят в барское именье топать, не ведаю!
Ванюха взял подожок, кинул окурок цигарки в лохань и стал подниматься. Разгневанная мать прикрикнула:
— Окурок-то зачем в лохань кинул? Ведь я помоями овец кормлю!
Косолапец отмахнулся и ухромал из избы. Отец руками развел:
— И зачем меня староста к управляющему гонит? Может, кто по злобе наябедничал?
Я сказал:
— Тять, а ты не ходи! У тебя нутрё хворое. Если управляющему ты нужен, пусть сядет в тарантас и к нам приедет!
Мать руками замахала — будто комаров от себя отгоняла:
— Что ты, Мишка, несуразицу плетешь? В нашу избу и господин придет? Да он одной минутки не пробудет и еще, чего доброго, с тяжелого воздуха чахоткой захворает!
Отец ответил мне:
— Я бы, сынок, не пошел, да как бы урядник не погнал. Боюсь под конвой попасть. Нет, пойду! И тебя с собой возьму: будешь у меня поводырем!
Этому я обрадовался. Еще бы! О барской усадьбе многое слыхал, но еще ни разу ее не видал. Захотелось хоть одним глазом глянуть, как баре живут. А день выдался теплый, солнечный, и до помещичьей усадьбы мы с отцом дошли без большой усталости. Первое, что я увидел, — это большой двухэтажный барский дом, а возле него, как цыплята возле наседки, теснились одноэтажные дома, а также амбары, склады, сараи и, чуть подальше, скотные дворы. У крыльца барского дома металась черная собака и злилась на нас с отцом.
Где-то рядом была кухня, и пахло жареным луком и мясными щами. Мы с отцом всегда хотели есть и потому переглянулись и, кажется, в одно время проглотили голодную слюну. Из приземистого одноэтажного дома на крыльцо вышла баба и нас окликнула:
— Эй, мужики, вы что тут толчетесь? Ишь, как собаку растравили! Барыня будет бранить...
Отец отозвался:
— К господину управляющему... Меня староста прислал, а зачем, не знаю!
— Это тебе в контору. Иди сюда!
Баба посторонилась, и мы вошли в дом. За столом сидел очкастый с седым ежиком волос человек, и отец ему поклонился:
—
Управляющий снял очки, легко вскочил и забегал из угла в угол:
— Я о тебе многое знаю! Мастер — золотые руки. Грамотный...
И вдруг он так остановился, будто споткнулся:
— Нанимайся, Суетнов, барыне служить! Будешь мне помогать. Понял? Учительница Васильева говорила, что твоего сына надо бы в городе учить, да денег нет. Барыня приказала выдавать тебе большое жалованье, его хватит на прокорм семьи и за ученье сына платить.
Сначала лоб, а потом все лицо отца взмокли, и он утерся рукавом холщевой рубахи:
— Какое же у меня будет дело? Бочки делать или плотничать?
Управляющий усмехнулся:
— Дело? Их будет много. Скопинцы, волчихинцы, мамлеевцы, майданцы совсем обнаглели! Не только ночами, но и среди белого дня из барского леса, со складов крадут и увозят бревна, клепку, тесины и дрова... А сколько барского хлеба с полей пропадает! Люди совсем бога забыли и совесть потеряли. Вот ты, грамотей, и должен понимать, что частная собственность у нас с самой древности считается священной и неприкосновенной. На этом держалась и держится святая Русь, а воры рубят этот корень государства российского!
Отец нетерпеливо спросил:
— Ваше благородие, я все-таки не пойму: вы меня сторожем, что ли, в поместье сватаете? Мужиков и баб ловить и сюда, в контору, приводить?
Управляющий даже ногой притопнул:
— Да, приводить! А кто станет упрямиться, вместе с урядником тащить ко мне на расправу! Будешь конным объездчиком, и от тебя никто не ускользнет! Соглашайся, Суетнов, и сегодня или завтра с утра становись на должность!
Отец тяжело задышал. Я подумал, что он упадет, и обхватил его ноги:
— Тятенька, пойдем на улицу! Пойдем, а то упадешь и разобьешься!
Угрюмо глянув на управляющего, отец кивнул:
— Благодарствую, ваше благородие, за добрые слова, но служить не могу: хворый я, сил нет! Видишь, как плечи-то мне перекосило? Не столько работаю, сколько лежу и на супругу с сыном тоску навожу. Вот и сюда без сына идти не решился: в дороге помощник нужен...
Управляющий задергал острыми плечами:
— Как так? А староста тебя расхваливал, рекомендовал...
— Староста — здоровый мужик, а здоровый хворого не понимает!
Сильно согнувшись и поджимая рукой бок, отец медленно выбрался из конторы. На улице нас снова обдал соблазнительный запах мясных щей и оглушил неистовый лай собаки. Отец сквозь зубы процедил:
— Вот, сынок, не вышло из мужика Ивана богатого пана! Отказался я от мясных щей и жареного лука, от хорошей одежды и от денег. Не поедешь и ты в город учиться: у тебя такая же, как и у меня, судьба!..
Пока была видна усадьба помещицы, отец молчал и не оглядывался на нее, а потом, за холмом, распрямился и погрозил кулаком: