Саркофаг
Шрифт:
– Там…
– Еще у «Московского» иногда фарцуют, я видел… Только там цыгане в основном… самопал. Моему знакомому как-то одну штанину продали – в фирменной упаковке, все путем. Он домой пришел, радостный… оп! И что делать? В милицию не побежишь жаловаться.
– Смотреть надо было, когда покупал.
– Смотреть… Все бы такие умные были! Дяденька, у вас закурить не будет?
– Бросил, парни. Увы!
– Ну, тогда покедова, пошли мы. – Прихватив умолкший магнитофон, подростки поднялись со скамейки.
– Удачи! – с усмешкой пожелал им Максим.
Итак,
Эх, жаль, жаль, что исчезла невидимость… Тогда было бы куда проще.
Однако, что же делать-то? Все-таки ехать автостопом в Шушары, там все выстирать, высушить, потом вернуться, продать… Черт! Возни сколько. Главное, остановиться-то не у кого…
Вдруг улыбнувшись, Тихомиров резко хлопнул себя по лбу, словно прибил присосавшегося комара.
Гульнара! Гуля!
Она ведь звала, звала в гости! И живет, кстати, недалеко, на Бассейной, – Максим хорошо помнил адрес.
Туда и пошел, наслаждаясь чудесным обликом знаменитых белых ночей. Несмотря на позднее уже время, всюду слышались шутки, смех – компании молодежи шумно праздновали окончание учебного года.
Гуля… Гуля… Юная красавица с нездешними антрацитовыми глазами… Ах, как она была хороша! И он, Максим, ей, похоже, понравился… понравился, понравился, что уж там говорить. Ну, а раз так, почему б не воспользоваться-то предложенным гостеприимством? Тем более – случай как раз такой.
Нужный дом – недалеко от высотки на углу Московского и Бассейной – Тихомиров обнаружил быстро. Зашел в парадную, миновав кучку подростков, лениво хлещущих портвейн из горла (это у них называлось – задринчить вайн из баттла), поднялся на четвертый этаж… Мда-а-а, судя по количеству звонков и приклеенных над почтовым ящиком вырезанных из газет и журналов лейблов – «Огонек», «Веселые картинки», «Известия», «Сельская жизнь», «Правда» и все такое прочее, – квартирка-то была коммунальной. Впрочем, и черт с ней, как говорится, не до жиру!
Никакой надписи «Гульнара» или «Гуля» около звонковых кнопок не было, а были какие-то Тимофеевы, Вербины, Кашкарьянцы…. Максим нажал наугад – первую попавшуюся.
За дверью послышались шаги, кашель… Дверь открыли, даже не спросив кто.
– Ты, Людмила?
На пороге возникла огромных размеров тетка в затрапезном халате и с волосами на бигудях.
– О! А я думала – Людмила! Ты что звонишь, алкаш?
– Гражданка Гульнара дома? – состроив соответствующую рожу, произнес молодой человек четким официально-напористым тоном. – А вы, гражданочка, кто такая? Документики попрошу!
– А-а… – Отступая на шаг, тетка лениво зевнула. – Так бы и сказал, что опер. Лев Зиновьевич послал?
– Он…
– Дома ваша шалавища, дома – куда ей деться-то, заразе? Снова, вон, хахаля себе привела! Тетка ее, Олимпиада, в санаторий уехала, так этой гадине теперь – рай! Давно уж ее надо, товарищ милиционер, выселить на сто первый километр!
– Выселим, – проходя в коридор, твердо пообещал Максим. – Вот как время придет, так и выселим.
– Ой, поскорей бы… Вы уж скажите там Льву Зиновьевичу… Гульнара! Гулька! К тебе пришли, коз-за драная!
– Ай? – Полуоткрытая дверь в конце коридора распахнулась, оттуда выглянула смеющаяся Гулина физиономия, да и вообще девушка выглядела растрепанной, чуть раскрасневшейся, но вполне довольной жизнью.
– Это кто там пришел, Гулюсик? – перекрикивая громкую музыку, из комнаты донесся хрипловатый мужской голос.
Распахнувший уже было объятия Тихомиров вздрогнул… однако, Гулюсик?
– Это… – Девушка обалдело захлопала ресницами.
– Опять из милиции к Гульке пришли, – выглянув из кухни, громко сообщила все та же огромная тетка. – С проверкой!
Музыка тут же и стихла. И голос вдруг потерял прежнюю блатную хрипотцу:
– А мы что? Мы ничего, сидим вот…
– А у меня гость! – Гуля наконец пришла в себя и как ни в чем не бывало улыбнулась. – Не вовремя ты заявился-то.
– Да я уж и сам вижу. Думал переночевать…
– Что, деться вдруг некуда стало?
– Да… проблемы.
Девушка пожала плечами:
– Ну, если проблемы, так ночуй – я тебе ключ от теткиной комнаты дам.
– А что, неплохая идея!
– Ну, тогда жди… – Гульнара исчезла в комнате, тут же послышался ее громкий голос. – И куда ж я паспорт-то закинула, участковый спрашивает… А ну-ка тут, в тумбочке, посмотрю…
– Вот дура! – со смаком прокомментировали с кухни. – Опера с участковым перепутала.
– И не говорите, Ингольда Федоровна, и не говорите! Эта молодежь ну такая безмозглая, я вам скажу! Все время все путают, о чем речь ни зайдет. Ну ясно же всем: участковый – это одно, опер – другое, а следователь, надо сказать, совершенно третье…
– Пойдем, – выскользнув в коридор, шепотом позвала Гуля.
Стараясь не шуметь, открыла дверь соседней комнаты… Зря старалась!
– К Олимпиаде пошли! – уверенно заявили на кухне. – Обыск делать. Давно пора бы!
– Нешто ж можно без хозяйки?
– А почему бы и нет? По оперативной надобности-то? В присутствии понятых, само собой. Нас, как соседей, и позовут…
– Ой! А я-то в бигудях!
– Или – Гульку с хахалем ейным. Хотя, нет, Гульку не должны – она лицо заинтересованное.
«А все же какие замечательные времена были!» – входя вслед за Гульнарой в комнату, почему-то подумал незваный гость. Неоднозначные! На работе или с непроверенными соседями все говорили одно, думали другое, а делали третье, великолепно сочетая моральный кодекс строителя коммунизма с погоней за шмотками, блатом и пьянством.