Саркофаг
Шрифт:
– Да много где жил, – опустив голову, тихо произнес молодой человек. – И нельзя сказать, чтобы жизнь его сложилась так уж счастливо. Короче, родители еще до моего рождения развелись.
– Господи!!! Ну надо же так!
– Мать сразу снова замуж вышла, еще беременная… вот у меня и отчество другое, отчима.
– Ага, теперь понятно! Но все равно, вас лучше Максим Максимычем звать! Как Исаева – Штирлица. Знаете, у нас даже игра такая была, сразу после фильма, так и называлась – «Максим Максимыч». Загадывали слово или ситуацию, и, если кто-то кричал: «Штирлиц!» или «Исаев!» – все должны были молчать
– А ничего дальше… – Тихомиров грустно развел руками. – Умер отец-то – да я уж вам говорил. И так семейного счастья до конца жизни и не обрел.
– Да-а… – Евгения Петровна покачала головой. – Вот уж судьба… Что ж он в Ленинград-то не приехал, ко…
Она тут же и осеклась, что, впрочем, отнюдь не укрылось от Макса, и молодой человек, спрятав улыбку, спросил:
– А вы… вы больше с отцом не встречались?
– Н-нет… – поспешно – пожалуй, даже слишком поспешно – отозвалась женщина.
– Понятно… Значит, отец к вам в лагерь на работу устроился, документы предоставил, вы его и оформили…
– Да нет, документы он дома забыл… Но записку от начальника лагеря предоставил… А документы, сказал, сразу в лагерь и отвезет.
– Логично.
– Ну да… Правда, он потом срочно уехал, в середине смены… вызов срочный пришел с БАМа. Всем так жалко было – очень уж специалист оказался хороший и с детьми ладил. Да, он же и радиста нашел, который и музруком у нас стал, играл, как бог! И, знаете, на всех инструментах – на гитаре, на баяне, на пианино.
«Музрук! – тут же запомнил Максим. – Или, лучше, радист?»
– А через год, в сентябре уже, сторож лагерный его случайно встретил, потом рассказывал. Как раз лагерь уже закрыли – вывозили все.
«Через год… В сентябре семьдесят шестого… Хм… Интересно – зачем?»
А карусельщик Вадик и впрямь оказался «голубым»! Правда, ни к кому из рабочих не приставал, даже к Максиму – имелся у Вадима «друг», мальчик лет восемнадцати, жеманно-красивый и женственный, с модной осветленной прической и золотыми серьгами в ушах.
О, как этот мальчик смотрел на Макса!!! Тихомиров не раз и не два ловил уже на себе эти явно вожделеющие взгляды, и оттого чувствовал себя неуютно. Он вовсе не собирался отбивать у Вадика его пассию, звали «которую» изысканно-слащаво – Рамон, скорее всего это было обычное погоняло.
Так вот, этот Рамон все время заглядывал через окружавший «крутильню» (так назывался несложный механизм, приводивший в движение расположенную шагах в десяти карусель) забор, а ближе к концу месяца дело дошло уже и до почти откровенных приставаний: юный извращенец терпеливо дожидался конца смены и настойчиво приглашал Максима к себе домой. В гости. Чайку, мол, попьем, потанцуем… Нет, нет – упаси боже, ничего такого, просто пообщаемся – вы такой интересный человек. Вадим? А что Вадим? Мы ведь с вами, Максим, не дураки полные, чтоб перед ним светиться? Я ведь здесь живу, рядом, буквально в двух шагах, вон в этом доме – досочка на заборе оторвана, так вы через черный ход прямо ко мне. Двадцать вторая квартира, запомнили? Заходите, Максим, в любое время, в обиде не будете!
Вот такие вот осуществлялись наезды! Причем вполне конспиративно,
Слава богу, вся эта карусельная история должна была очень скоро закончиться, буквально через несколько дней.
И вот этих-то самых дней у Тихомирова внезапно не оказалось!!! Знал бы раньше – соломки бы подстелил…
А так, фигурально выражаясь, едва не подстрелили на взлете.
И всему виной – случайная встреча.
День выдался хороший – безветренный, спокойный. «Открутив» утреннюю смену, Максим уже собрался домой, да задержался по пути у станции метро, поздороваться с так и не продавшим еще свои картины стариком Чарским. И за спиной вдруг услышал:
– Здрасьте, Максим Андреевич! Бонжур!
Максим резко обернулся:
– Бонжур, бонжур, Володенька! Как там наши?
– По вам все скучают… А вы скоро вернетесь?
– Скоро, скоро, еще месячишко – и «Бонжур, мез анфан».
– Ой, скорей бы… А вы теперь здесь, на карусели работаете?
– Что ты, что ты… Так просто, к приятелю заходил. Ну, прощай Володя, некогда мне, спешу, извини.
– До свиданья, Максим Андреевич! Будем вас ждать.
Черт! И какая же нелегкая принесла сюда этого очкастого «заучку»? И надо же – именно в это время…
Обернувшись, Тихомиров проводил неприязненным взглядом уже усвиставшего на своем велосипеде мальчишку. Усмехнулся – вот что на его месте сделал бы сейчас любой нормальный шпион? Сменил бы лежку или вообще где-нибудь в укромном углу открутил бы некстати появившемуся пацану голову.
Впрочем, и что с того, что Володька случайно повстречал Максима Андреевича? Чай, в одном городе живут… А карусель? Карусель тут вообще ни при чем, так…
Тихомиров на всякий случай подстраховался – вернулся в квартиру на Корзуна окольными путями, потом ночью несколько раз просыпался, прислушивался. Нет, никто его ничем не побеспокоил, только Евгения Петровна все удивлялась – с чего бы это ее квартирант такой нервный?
Будешь тут нервным…
Может, не ходить на работу? Нет, нельзя, сегодня конец недели – получка. Надо забрать продукты – лишними уж всяко не будут.
По этой-то причине Максим и явился, да ничего необычного и не произошло: как всегда, отработав, «открутив» смену, получили зарплату – по семь банок консервированной ветчины, которые молодой человек тут же и уложил в прихваченную с собой сумку.
И собрался уже было идти… Как вдруг…
Если бы Максим не был настороже, то и не обратил бы никакого внимания на двух полузнакомых парней из соседнего дома, которые как-то приходили к Вострикову, интересовались возможностью вступления в ТСЖ. Да-да, они самые! Одного, кажется, Веня зовут, другого – Николай.
Слава богу, Максим их заметил сразу же, не успел и высунуться из-за забора, как увидел – идут. Прямо к карусельщикам…
Молодой человек сразу же пропустил вперед напарников, затаился, прислушался…
Парни спрашивали про него! Хорошо было слышно, как Вадик переспросил:
– Максим? Да, есть у нас такой… Эй, парни, постойте-ка! Макс-то не ушел еще?
– Да вроде бы задержался.
– Вон там, за заборчиком, посмотрите, мужики.
– Спасибо!
Пошли… зашагали… Один на ходу оглянулся… кому-то махнул.