Сармат. Смерть поправший
Шрифт:
Генерал хмыкнул и набрал номер на телефонном диске:
— Алло!.. Это я, Павел... Не узнал брата родного?.. О-о-о, значит, богатым буду... Мне тут репродукции с картин старых немецких мастеров принесли — нет желания полюбоваться?.. Дело, говоришь, ко мне есть?.. На дачу через два часа?.. Добро, через два часа буду.
— Со мной поедешь, Вадим, — положив трубку, сказал генерал. — Сам «баронское гнездо» ему покажешь и объяснишь что к чему, если вопросы возникнут.
Навстречу генеральской «Волге» в завесе дождя унылой чередой плыли подмосковные деревни с отцветающей сиренью, поля с ударившими в рост зеленями и задумчивые березовые перелески.
Генерал с
«Переживает... Умыл, умыл его старлей, — подумал генерал, вспомнив, как Шальнов не заметил протянутую руку новоиспеченного подполковника. — А что переживать-то?.. Золотую Звезду и подполков-ничьи погоны Савелов на паркетах не выпрашивал, принял то, что на него упало. На что уж майор Сарматов на дух его не переносил, однако в посмертном донесении из того проклятого афганского рейда собственноручно подтвердил, что капитан Савелов в бою труса не играл. Но не прост сынок академика, ой не прост... Сам-то академик еще тот говорун. Половину Африки и Латинской Америки уговорил в социализм уверовать, зато сынок — молчун. А за его молчанием пойми, то ли он всех вокруг за быдло держит, то ли в своей интеллигентской душе совковой лопатой копается...»
— Вадим, ты сам-то что думаешь об уголовном деле покойного Сарматова? — повернулся генерал к хмурому Савелову.
— Чушь собачья! — нехотя отозвался тот. — Из Сарматова изменник Родины, как из меня эфиопская принцесса. Но понять несложно, кому и зачем это «дело» понадобилось.
— Полегче, полегче, подполковник! — громыхнул генерал. — Группа-то ваша накрылась...
— На мертвых во все времена списывали грехи живых, — будто не услышав генеральского грома, продолжал Савелов. — Мертвые сраму не имут... А о близких, о детях их подумать у нас, как водится, всегда забывали. Расти, мол, юная поросль, не ведая, что все твои настоящие и будущие анкеты давно проштампованы черным клеймом за дела матерей и отцов, якобы изменников, шпионов и врагов народа.
Чтобы скрыть горькую усмешку, Савелов отвернулся к окну, по которому шариками серебристой ртути стекали дождевые капли.
«Эк его несет! — подумал генерал. — Как-нибудь на досуге вправлю ему мозги».
Но в душе он вынужден был признать, что не так уж и не прав сынок академика. Сколько их, детей «врагов народа», проштампованных черным клеймом его «Конторы», несмотря на образованные светлые головы, не поднялись выше прораба на стройке или эмэнэса в научном институте. Скольким номенклатурным чинушам эти проштампованные эмэнэсики сотворили кандидатских и докторских диссертаций — не сосчитать. Взять хотя бы тестя Савелова, атоммашевского Николая Степановича Пылаева. Пронырливый пермяк вряд ли отличит атомную бомбу от коровьей лепехи, а поди ж ты, доктором физических наук заделался и, говорят, теперь в академики метит. Проштампованных эмэнэсов на век пермяка хватит — любую научную тему по его заказу раскрутят, а когда на того ордена и премии посыпятся, эмэнэсы, памятуя о злой судьбе родителей, будут молчать в тряпочку и даже аплодировать пермяку.
— Лето в этом году опять гнилое, — отгоняя дурные мысли, вздохнул генерал. — Весь хлеб на корню пропадет.
— Так уж испокон, Сергей Иванович, — хмуро отозвался Савелов. — То понос у нас, то золотуха...
Генерал хотел было грубо осадить его, но сдержался и даже подстроился под его тон:
— Это точно, Вадим, то пьем, не зная меры, то с похмелья голову суем в прорубь. Такая она, Русь наша святая, да другой у нас нет.
Савелов лишь криво усмехнулся в ответ.
Дача
Молчаливый офицер охраны, проверив документы, провел гостей на веранду, заставленную плетеной дачной мебелью и кадками с экзотическими растениями. На веранде их встретил сам хозяин.
Савелова поразила абсолютная непохожесть братьев. Если его шеф, Сергей Иванович Толмачев, кряжист, как дуб, с широкими татарскими скулами и темно-синими глазами, скрытыми под кустистыми бровями, то Павел Иванович Толмачев был высок, поджар, на мошной шее борца надменно покоилась крупная голова с коротким ежиком седых волос. Правильной формы нос, резко очерченные губы и волевой подбородок дополняли портрет старшего Толмачева. «Похож на древнего римлянина», — подумал Савелов. Но особенно его поразили лишенные ресниц немигающие стальные глаза небожителя. Казалось, они насквозь пронизывают все, на чем останавливаются: и предметы, и людей. От этих глаз Савелову стало как-то не по себе.
Между тем, Павел Иванович властным движением подбородка отослал офицера охраны и широким жестом пригласил гостей к столу. Несмотря на то, что он радушно улыбался, стальные глаза его оставались холодными и непроницаемыми.
— Говорят, в Германии ты славно потрудился, подполковник? — кинул он короткий взгляд на Савелова.
— Судить вам, Павел Иванович, — сдержанно ответил тот и протянул ему пакет с фотографиями. — Ознакомьтесь, пожалуйста.
Павел Иванович взглянул на фотографии и, не выказав своего отношения к немецкому замку, спросил:
— Сколько понадобится времени на начинку этой горы камней самыми современными средствами коммуникаций?
— Полгода, — ответил Савелов. — Я консультировался с инженерами и строителями.
— Нет у меня полгода! — Павел Иванович в упор посмотрел на брата. — Три месяца, Сергей, самое большее.
— Ты думаешь? — встревоженно вскинул брови тот и покосился на Савелова.
— Времени думать и гадать больше нет, брат, — усмехнулся Павел Иванович. — С отменой статьи шестой Конституции все покатилось к чертовой матери. Возможно развитие событий по румынскому варианту.
— Как вспомню трупы Чаушесок на снегу, мороз по коже! — зябко передернул плечами генерал. — Но у нас, слава богу, развития событий по румынскому варианту не предвидится.
— Ой ли?! — скривил губы Павел Иванович. — Но, как говорится, нет худа без добра! Трупы четы Чаушеску многих наших гробокопателей отрезвили и нас заставили форсировать эвакуацию...
— Эвакуация — упорядоченное отступление из зоны боевых действий...
— Упорядоченное отступление быстро перерастает в паническое бегство, — перебил генерала Павел Иванович. — Будто ты в своей «Конторе» не знаешь, какие деньги в последнее время потекли рекой из России на закодированные именные счета в английские и швейцарские банки?
— Опять ты о своем! — скривился, как от зубной боли, генерал и бросил выразительный взгляд на Савелова.
— Разрешите подождать в машине, товарищ генерал-лейтенант? — поднялся тот.
— Сиди, подполковник! — вперил в него взгляд Павел Иванович. — Сиди и мотай на ус... Я всегда считал, что в мерзкую харю реальности надо смотреть прямо. К тому же, при том, что скоро грядет, ничего другого вам, чекистам, и не остается.
— Да что уж такого грядет-то?! — вскинул руки к потолку уязвленный генерал. — Бобик сдохнет, или небо, что ли, обрушится?