Саспыга
Шрифт:
— Костя, Гена, давайте вспоминайте, может, она говорила что-то, может, про Чемал спрашивала или на сплав хотела…
— Вы не понимаете, — перебил ее Панночка. — Она не могла не позвонить, не могла взять и загулять! Она очень ответственная, в жизни ни одного звонка не пропустила, не напрягла никого…
Аркадьевна посмотрела сквозь него и отвернулась к Косте. Тот развел руками.
— Давай вспоминай, — повторила Аркадьевна. — Ты инструктором был, бляха-муха, туристку вспомнить не можешь, толку от вас… Кто с вами поваром ходил? Повара у нас всех туристов помнят, —
Костя открыл рот и вдруг застыл; его челюсть слегка отвисла, между бровями залегла мучительная складка.
— Так кто у вас поваром был? — Костя молча пошевелил губами, и Аркадьевна в раздражении повернулась к Генке: — Ну?
— Не помню, — быстро шепнул тот и в ужасе уставился на напарника: — Слышь, Костян…
— Вы сколько там в походе бухали, что повара забыли?! Наташ, кто сейчас на базе?
— С этой группой новенькая приехала на поход, а больше никого, — ответила Наташа. — К заезду ты сама готовила…
— Ничего не понимаю, — пробормотала Аркадьевна. Тревожно покосилась в сторону навеса: туристы доели и теперь потихоньку перемещались на скамьи вокруг костра. Сейчас кому-нибудь что-то понадобится или от хозяйки, или от инструктора. И точно: на них уже двигался дядька в новеньком, колом стоящем камуфляже.
— А я тут к вам на огонек, — немного смущенно сказал он, не замечая заплаканного Панночку. — Вера Аркадьевна, я вот что хотел спросить…
Аркадьевна с широкой улыбкой встала навстречу:
— Вы чай попили уже? Наливайте чаю себе, у нас там чай с травами, горными, вот Наташа только сегодня собирала, давай покажи им, там печенье на столе… Я сейчас подойду.
Наташа сорвалась с места, невесомо подхватила туриста под локоток, и тот, подталкиваемый и направляемый ею, послушно побрел обратно. Аркадьевна рванула в дом. Костя с Генкой переглянулись.
— Вы тут это… — неловко сказал Генка Панночке, — правда, чаю, что ли, пока попейте. Мы сейчас.
Пацаны бочком улизнули вслед за Аркадьевной. Ленчик ловко подсел к Панночке и, широко улыбаясь, спросил:
— Сигаретки у тебя не найдется? А то я свою пачку на том берегу оставил, я-то на минуту, за подковами пришел, подковы Аркадьевна привезти должна была, я заказывал, у нас только большого размера остались… Да ты не плачь, все нормально будет, вот у меня однажды на группу мишка вышел, так они…
Санька замялся. Ленчик своей болтовней мог доконать и нормального туриста, а оставишь его с Панночкой — вообще неизвестно что выйдет. Но любопытство пересилило.
Аркадьевна грохнула на стол пачку исписанной бумаги и принялась яростно перебирать листы, щурясь и бормоча. Они втроем сгрудились вокруг — Костян и Генчик поближе, Санька за их спинами, заглядывая через плечи. Аркадьевна наконец нашла нужную бумажку и уставилась на нее сквозь очки, держа на вытянутой руке.
— Группа с семнадцатого, на десять дней… погоди, мы их только сегодня спустили, а он уже прибежал? Ладно… У меня здесь всем мерина записаны, так? — спросила она, и Костя закивал. — Тринадцать человек — е-мое, вы тринадцать туристов запомнить не
— Без повара мы бы запомнили, — с усмешкой ответил Генчик, — такое не забудешь.
— Точно, Катерина поваром ходила, — обрадовался Костя, — вон она в конце записана, теперь вспомнил. Надо же, из головы вылетело.
— Так, две семьи, это подружки три, помню, так… Анастасия Васнецова. Вот же она, вы чего мне голову морочите?!
— Так ты скажи уже, на ком она ехала, мы тебе сразу вспомним.
— Атос, Арамис, Тамерлан… Что?!
Аркадьевна в бешенстве отшвырнула список. Санька прищурился на неразборчивые строчки: имя туриста — кличка коня, фигурные скобки, объединяющие семьи и компании, одна кличка густо зачеркнута и рядом вписана другая, там знак вопроса — а, это Че, он шустрый, сомневалась, что справится. Санька еще не успел понять, что именно прочитал, а пол вдруг плавно ушел из-под ног, как тогда, во время землетрясения, уходила земля, как уходила из-под него конская спина
(бешеная тьма летит в лицо ничего кроме тьмы ничего больше не важно никаких напрягов восторг ужас
освобождение)
— Вы что мне тут понаписали?! — как сквозь вату донесся крик Аркадьевны. Она трясла исписанной ее собственным размашистым почерком бумажкой, очки съехали к кончику носа. — Что вы мне понаписали?! Какой Суйла?! Какой Караш?! Их обоих уже пять лет как съели!
Откуда я все это знаю? Санька рассказал, а детали я додумала. К тому времени я уже могла вникать в детали.
2
Все белые кони на самом деле — светло-серые. Заезжие скупщики их не берут, говорят, у них мясо в белых пятнах. Из первой рюмки обязательно надо немного налить в костер. Асе нравится грызть горькую изнанку апельсиновых корок. Она этого стесняется.
Все из-за Генки и его дурных ночных скачек. Начало я пропустила за мытьем посуды и, только когда выключила кран, услышала глухой топот копыт. Я стояла с мокрыми руками в тусклом пятне электричества под опустевшим навесом и понимала: что-то происходит в ознобной темноте за его пределами. Первым делом подумала: случилась беда.
У забора торчали туристы, и я подошла узнать, в чем дело. Топот затих; люди стыли молчаливыми напряженными тенями. Я почувствовала смутную дрожь земли. Услышала дробный рокот, далекий злой крик. Потом кто-то заорал матом, совсем уже жутким, но знакомым голосом, и тут до меня дошло.
…Генка наслаждался выжатой с четвертого захода победой, может, минуту. Никто не успел понять, что Саньки нет слишком долго, никто и забеспокоиться не успел, как прибежал Бобик — пустой — и встал рядом с Чалком, тяжело отфыркиваясь. Тут, конечно, все засуетились: искать, спасать, — но, пока договаривались и считали фонарики, Генка ускакал наверх поперек поляны и вскоре вернулся с Санькой за спиной. Вид у того был обалделый и какой-то блаженный.