Сатирические очерки
Шрифт:
Тут же налево – мавзолей. Это арсенал. [462] Здесь покоится превратившаяся в прах кастильская доблесть со всеми своими доспехами.Мир праху ее.
А вот министерства. Здесь покоится половина Испании, павшая от руки второй ее половины.
Это церковь доньи Марии Арагонской. Здесь навеки умолкло знаменитое трехлетие.Но тела в гробу нет. Надпись внизу гласит: Святые мощи были отправлены в Кадис в 1823 году и по недосмотру утонули в морской пучине.
462
Арсеналбыл одним из центров народного восстания против наполеоновских войск 2 мая 1808 г.
Чьей-то рукой была сделана приписка, несомненно
А дальше… Что это? О боже! Здесь покоится Инквизиция, дщерь веры и фанатизма: умерла от дряхлости.Я невольно стал искать какой-нибудь приписки о воскресении: но ее либо еще не успели сделать, либо ей вообще не суждено появиться.
Далее, кто-то из любителей делать надписи вывел мелом: Министерство внутренних дел.Надпись почти стерлась: она едва заметно проступала на камне. Дерзкие святотатцы! Они не чтят даже могил!
А что это такое? Тюрьма! Здесь покоится свобода мысли.Боже мой, и это в Испании, в стране, которая уже была подготовлена для принятия свободного политического устройства. Однако я тут же вспомнил одну знаменитую эпитафию и невольно добавил:
Здесь наша мысль теперь лежит в покое, И раньше не было ей ведомо иное.На большой урне с прахом свободы мысли – две плачущих фигуры сотрудников газеты «Мир». [463] На барельефе – изображение пера, цепи и кляпа. «Интересно знать, спросил я себя, кому принадлежит это перо: писателям или писцам? Впрочем, всякое может быть: кто только не перебывал в тюрьме».
463
Прогрессивная газета «Мир» подверглась в это время преследованиям со стороны цензуры, а ее редактор, Сантос Лопес Перегрин, был арестован.
Вот улица Постас, а вот улица Ла Монтера. [464] Это не просто отдельные могилы, а целое кладбище, где вперемежку снят вечным сном коммерция, промышленность, честность и торговля. Почтенные тени, до свидания в долине Иосафата! [465]
Это почтамт. Здесь покоится военная субординация. [466] Гипсовая фигура, установленная на обширной могиле, прикладывает палец к губам. В другой руке у нее красноречивый символ, говорящий сам за себя: сломанная розга, символ упадка военной дисциплины.
464
На этих улицах в то время сосредоточивались основные торговые фирмы Мадрида.
465
Долина Иосафата– одна из долин близ Иерусалима; но христианской легенде, здесь будут собраны души всех умерших в день «страшного суда».
466
Намек на восстание 18 января 1835 г.
Пуэрта делъ Соль.Это могила лжи.
Биржа.Здесь похоронен национальный кредит. Величественное здание чем-то напоминало египетские пирамиды, и я спросил себя: неужели стоило воздвигать такое грандиозное здание только для того, чтобы похоронить в нем такую пустячную вещь?
Испанская литература.В противоположность могиле на Пуэрта дель Соль здесь покоится истина. Это единственная могила в нашей стране, на которую, по французскому обычаю, посетители возлагают цветы, главным образом – цветы красноречия.
Победа.Спит вечным сном во всей Испании. Здесь не былони надгробного памятника, ни эпитафии. Краткая надпись, которую, казалось, мог бы прочесть и слепой, гласила:
Сей участок земли откуплен на веки вечные для своей могилы хунтой по отчуждению монастырской собственности. [467]
Я вздрогнул. Неужели то, что случилось вчера, снова может повториться?
Театры.Здесь покоятся испанские таланты. Ни цветов, ни надписи. Никаких знаков внимания.
467
Хунта по отчуждению монастырской собственностибыла создана правительством Мендисабаля для реализации закона о закрытии монастырей и передаче их собственности в казну.
Зал
Пусть спит вечным сном, добавил я, так лучше: он был слабым и рахитичным, оттого, видимо, и прожил так недолго.
Палата знати.Она помещается в Эль Ретиро. Странно! Что думало министерство? Неужели не нашлось ни одного проницательного человека? Разве можно было хоронить грандов в столь уединенном месте, на отшибе, в Эль Ретиро! Непонятно! Мудрец в своем уединенье, а простолюдин – в своем углу.
468
С 1834 по 1841 г. Палата депутатов заседала в помещении бывшей церкви.
469
После августовских событий в Ла Гранхе Королевский статут был отменен, и началась разработка новой конституции, которая была обнародована в 1837 г., уже после смерти Ларры.
Уже спускалась ночь, и мне тоже пора было ретироваться. Я бросил прощальный взгляд на обширное кладбище. Веяло близкой смертью. Охваченные каким-то предчувствием, протяжно выли собаки. Громадный колосс, вся наша необъятная столица стала похожа на умирающего, который в последнем приступе агонии рвет на себе одежды, и каменное надгробие, казалось, вот-вот опустится, чтобы навсегда сокрыть его в могиле.
Еще не появилось надписи здесь покоится,скульптор не хотел лгать, но перед моим мысленным взором мелькали уже резкие очертания имен усопших.
– Прочь! – закричал я. – Прочь, кошмарный сон!
Свобода! Конституция и еще раз конституция! Общественное мнение! Эмиграция! Национальный позор! Распри! Все эти слова, казалось, донесло до меня замирающее эхо колокольного звона в день поминовении усопших 1836 года.
Мрачная туча заволокла все вокруг. Наступила ночь. От ночного холода стыла в жилах кровь. Скорее! Прочь от этого ужасного кладбища! Но где же найти успокоение? В сердце своем. Еще недавно в нем билась жизнь, роились желания, благие порывы.
Но боже праведный! Там тоже теперь кладбище! Да, да, сердце мое стало могилой. Чьей могилой? Кто лежит в ней? Страшно вымолвить. Здесь спит вечным сном надежда!
Молчание. Тишина.
Цифра 24 является для меня фатальной. Это нетрудно доказать: я родился 24 числа. В течение года 24 число тем не менее обязательно приходит двенадцать раз. Я суеверен, ибо уж так устроено сердце человеческое: ему необходимо верить во что-нибудь. Оно верит в ложь, если ему не суждено встретить истину. Именно поэтому верят любовники, супруги и народы: одни верят пред мету своей страсти, другие – своей дражайшей половине, третьи – своему правительству. Мое суеверие проявляется в том, что я уверовал в фатальность цифры 24, а потому считаю, что 24 число не может сулить мне ничего хорошего. В моем календаре 23 число – это непременно канун какого-нибудь несчастья. Подобно некоему начальнику русской полиции, который прославился тем, что приказывал держать наготове помпы именно перед тем, как случиться пожару, я тоже готовлюсь с 23 числа к неизбежным страданиям и смиренно жду беды. Едва пробьет двенадцать часов, как я начинаю всего остерегаться: боюсь взять в руки стакан, чтобы не разбить его, не подписываю письма из боязни потерять его, не решаюсь влюбиться в женщину, чтобы не услышать от нее страшное «да». Я особенно суеверен в вопросах любви: я полагаю, например, что нет большего несчастья, чем услышать от женщины: «Я люблю тебя». Тот, кто в это не верит, обрекает себя на вечное страдание, а тот, кто поверит… Да, счастлив тот, кому женщина прямо говорит: «Я тебя не люблю», – по крайней мере она говорит правду.
470
На этот раз этикет вежливости я приношу в жертву истине. Действительно, я глубоко верю, что стою больше, чем мой слуга. Если бы это было не так, то я должен был бы прислуживать ему. В этом я придерживаюсь мнения, противоположного тому, которое высказал некий проповедник, выразившийся так: конюшня и я. (Прим. автора.)
471
Очерк опубликован в газете «Всеобщий редактор» («El Redactor general») 26 декабря 1836 г. Как и предыдущая статья, этот очерк ярко отражает глубокое отчаяние и пессимистические нотки в настроении Ларры в эти последние месяцы его жизни.