Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Шрифт:

Большая часть V книги посвящена сравнению Вергилия с Гомером (V, 2, 6–17 и V, 3). Ее открывают замечания о различного рода ораторских стилях, примеры которых также заимствуются из поэм Вергилия (V, 1). Сам Вергилий иногда подражал своим образцам открыто (I, 24, 18), а иногда скрывал свою зависимость от предшественников. Когда Макробий обсуждает заимствования Вергилия у греков, то стремится представить их как случайные и ненамеренные. Однако после предположения о том, что Энеида является зеркальным отражением Илиады и Одиссеи (V, 2, 13), приводится довольно много параллельных мест, которые демонстрируют, насколько тесно текст Вергилия переплетается с текстом Гомера. Такая взаимосвязь интерпретируется как мастерство поэта, демонстрирующее и его переводческий талант, и его способность имитации исходного текста. Возможно, этот материал взят Макробием из работы Квинта Октавия Авита, озаглавленной Подобия, которая, согласно Светонию, содержала в себе перечень «заимствованных Вергилием стихов с указанием их происхождения» [155] .

155

См. выше, с. XXXII.

Рассказчик (в этой роли выступает Евстафий), следуя от начала и до конца произведениям Вергилия, без какого-либо комментария приводит пассажи поэта, которые являются переводом или имитацией текстов Гомера (V, 4–10).

В следующих главах Макробий отмечает случаи, когда Вергилий «улучшает» исходный текст (V, 11), случаи, когда он близко следует своему источнику (V, 12), и случаи, когда он «портит» Гомера за счет

сокращения (V, 13). Например, описание жизни пчел у Вергилия позволяет заключить, что поэт хорошо знал их природу и изучал их [156] (V, 11, 2–4); множество подробностей в другом рассуждении (V, 11, 10–13 и 23) указывает на его глубокое знание предмета астрономии. В то же время у Вергилия есть строки, содержательно более бедные в сравнении с исходным текстом Гомера (V, 13, 1 и 26), например при описании состязаний на колесницах (V, 13, 3), еды (V, 13, 4 и 5), волн (V, 13, 20–21). В случае с орлом и змеем (V, 13, 28–30) Вергилий опускает множество деталей, которые являются основой изложения у Гомера [157] . Вергилий порицается и за то, что описывает распространение молвы в терминах, которые Гомер применял к распре, тогда как распря и молва не сопоставимы (V, 13, 31–32). Указывается на имеющие место у Вергилия поэтические изъяны, когда в стихотворных строках попадаются лишние слоги и пр. (V, 14, 1–4). Приводятся строки Гомера и Вергилия, которые ничем не отличаются от обычной речи (V, 14, 5); отмечаются встречающиеся у них повторения (V, 14, 6). Указывается на подражание Вергилия определениям Гомера (V, 14, 7–8) и его рассказу о прошлых событиях (V, 14, 11–15).

156

Вероятно, Вергилий мог наблюдать за пчелами в детстве. Об этом свидетельствуют слова Светония (De poet.: Verg. 1) о занятиях его отца: «Публий Вергилий Марон, мантуанец, происходил от самых скромных родителей… отца его некоторые считают ремесленником-горшечником; по мнению же большинства, он служил сперва поденщиком у рассыльного Магия, благодаря усердию вскоре стал его зятем и потом, скупая добротные леса и разводя пчел, сильно приумножил небольшое состояние» (пер. ?.Л. Гаспарова).

157

См. Davies (1969), р. 20.

Гомеровское распределение материала по какому-либо принципу (например, список кораблей в Илиаде II) предпочитается Вергилиеву пренебрежению любым упорядочениям. Отдается должное последовательности Гомера в характеристике отдельных персонажей, а не непоследовательности в этом у Вергилия (V, 15, 1–13). То, что Энеида осталась незавершенной, не принимается в оправдание. Вергилий хвалится за разнообразие форм лексем, посредством которых он вводит различных вождей [158] , хотя простая техника изложения у Гомера соответствует поэту более ранней эпохи (V, 15, 14–19).

158

См. Fraenkel (1945), р. 1–14.

Пословицы и поговорки встречаются как у Гомера, так и у Вергилия (V, 16, 6–7). Вергилий, подобно Гомеру, для облегчения повествования вводит нарратив, рассчитанный на то, чтобы усладить слушателя (V, 16, 1–5). Подчас каждый из поэтов рассказывает один и тот же миф (или историю) по-разному (V, 16, 9–14). Несовершенное изображение начала войны в Италии из VII книги Энеиды объясняется необходимостью импровизировать, поскольку у Гомера отсутствует модель, к которой можно было бы обратиться (V, 17, 1–4). Упоминание о неких других греках у Макробия делается для того, чтобы порассуждать о заимствованиях Вергилия у Аполлония Родосского (поскольку Вергилий приспособил его рассказ о Медее к своему рассказу о Дидоне – V, 17, 4–6) и заимствованиях из Пиндара относительно извержения вулкана Этны (их детальная критика имеется также у Авла Геллия – V, 17, 7–14 [159] ). Чтобы проиллюстрировать любовь Вергилия к греческому языку, приводятся примеры заимствованных им у греков собственных имен и использования греческих окончаний (V, 17, 15–20). Книга заканчивается перечнем цитат, должных показать, что ученость Вергилия охватывает всю греческую литературу (V, 18–22).

159

Критикуется как скомканное, неуклюжее и неестественное.

VI книга начинается речью Фурия Альбина о заимствованиях Вергилия у ранних римских авторов. Альбин цитирует сначала строки, целиком или частично взятые у этих авторов (VI, 1), а затем сравнивает целые отрывки (VI, 2). Фурий поясняет, что его цель – показать ту пользу, которую Вергилий извлек из чтения работ предшественников, но, по его словам, он отдает себе отчет в том, что этим он может дать недругам Вергилия шанс обвинить того в плагиате [160] , поэтому он переносит боевые действия на территорию врага, ссылаясь на ответ Афрания, обвиненного в чересчур вольном заимствовании у Менандра. Макробий утверждает, что на самом деле это древние авторы являются должниками Вергилия, поскольку то, что он использовал их работы, позволило им уцелеть и сохранило их от забвения. Более того, продолжает Фурий, Вергилий проявляет столь тонкий вкус и умение в своих заимствованиях, что, когда читаешь оригиналы, понимаешь, что слова древних звучат лучше в Вергилиевых, а не в их собственных устах (VI, 1, 2–6). Затем Фурий Альбин указывает, что Вергилий иногда заимствовал у Гомера, подражал Эннию или кому-либо другому из своих предшественников, которые сами заимствовали их у греков. Заканчивает он, прося слушателей не пренебрегать сочинениями древних латинских поэтов по причине неискусности их стиха, поскольку, благодаря трудам последующих поколений, появились вирши современных поэтов, сплетенные искуснее (VI, 3, 9).

160

Возможно, здесь Макробий делает выписку из ответа на Заимствования (Furta) Переллия Фавста (о котором упоминает Светоний [De poet.: Verg. 44]) или подобной работы, враждебной по отношению к Вергилию. См. также Приложение 4.

За Фурием выступает Цицина Альбин. Вначале он демонстрирует заимствования Вергилия у древних поэтов в виде одиночных слов, которые из-за незнания сочинений древних считались изобретением Вергилия, затем привлекает внимание к использованию Вергилием иностранных слов (peregrine verba), а завершает, цитируя ряд ярких эпитетов, которые Вергилий также заимствовал у предшествующих латинских авторов (VI, 4, 5). Далее беседу продолжает Сервий, комментируя некоторые необычные выражения и конструкции. По большей части они принадлежат самому Вергилию и, возможно, представляют собой примеры «аффектации», которые критиковал Агриппа, или же «изъяны», подвергшиеся цензуре Геррения [161] . Раздел заканчивается разъяснением (по большей части этимологического характера) некоторых слов и конструкций [162] , значения которых часто неправильно понимались (VI, 7, 9) [163] . Конец VI книги утрачен.

161

См. Davies (1969), р. 22.

162

Комбинация грамматического и литературного изложения характерна для латинской литературной критики. См. Hardie (1903), р. 280 (n. 33); Davies (1969), р. 23 (n. 56).

163

Ср. GELL., Noct. Att. II, 6; V, 8; X, 11; XVI, 5–6; XVIII, 5.

Восхваление Вергилия

Поскольку комментирование Вергилия часто понималось как раскрытие тайного смысла его произведений, в Сатурналиях говорится о глубоких познаниях поэта в области культа, его знакомстве с древнеримской религиозной терминологией, правами и обычаями жрецов [164] . Вергилий для Макробия мудрый жрец (I, 24, 16–17) [165] , философ и астроном (I, 24, 18) [166] , знаток греческой поэзии, языка и стихосложения (I, 24, 18–20; V, 2, 2). Он –

«сведущ во всех науках» (omnium disciplinarum peritus – I, 16, 12) и «приверженец изысканного слова» (in verbis sectator elegantiae – III, 11, 9). Макробий всячески старается продемонстрировать образованность Вергилия. Сначала он отмечает высоко ценившиеся в Античности достоинства его художественной речи – proprietas verborum (умелый выбор слов и их употребления, III, 2, 1) [167] , затем путем анализа лексики иллюстрирует ученость поэта (III, 2, 7–8) [168] .

164

Параграфы Восхваление Вергилия и Вергилий и Гомер (см. ниже, с. XXXVIII–XLIII) составлены по материалам Т.А. Миллер, любезно разрешившей использовать текст опубликованного ею исследования (См. Миллер [1963], С. 294–309). См. также: Davies (1969), р. 17–23; Уколова (1992), с. 61–64; Лосев (1992а), р. 143–144.

165

Ad loc.: «Из всего, что составляет славу Марона, я, усердный его читатель, восхищаюсь тем, с какой точностью и ученостью он описал законы понтификов во многих разнообразных частях своего труда, как будто он сам исполнял эти обязанности. Если мы продолжим разговор об этом предмете, то берусь доказать вам, что наш Вергилий должен быть отнесен к числу великих понтификов. У нашего поэта… я нахожу такие познания в области учения авгуров, которых вполне достаточно, чтобы принести ему славу…» (пер. Т.А. Миллер).

166

Ad loc.: «Я бы больше всего стал хвалить его за то, как осторожно и незаметно он многое заимствует у греков, местами искусно скрывая это, местами подражая открыто, если бы еще большего восхищения не вызывала у меня его астрология и философия, которую он бережно и понемногу рассеял по всем своим произведениям» (пер. Т.А. Миллер).

167

Понятие proprietas включало в себя и latinitas, и romanitas, то есть proprietas – это все то, что придает слову художественные свойства, все то, что заставляет художника выбрать именно это слово, обладающее наибольшей выразительностью и точностью. См. Миллер (1963), с. 295 (примеч. 2).

168

Ad loc.: «Глубокую образованность нашего поэта часто можно обнаружить в одном слове, которое, по мнению невежд, сказано без умысла. Во многих местах читаем мы, что умилостивить богов одна только молитва не может, если умоляющий не прикоснется также руками к жертвеннику… Поэт все это выразил в следующем стихе: “С речью молитвы такой к алтарю припадавшего слыша // Всемогущий”…» (пер. Т.А. Миллер; строка из Энеиды [IV, 219–220] приводится в пер. А. Фета).

Все сохранившиеся главы IV книги также посвящены патетике Вергилия. Вергилий у Макробия – творец, наделенный почти божественными функциями; он волшебник и маг, учитель и пророк, несущий в себе знание и мораль. Он не только поэт, но и философ. Его авторитет непоколебим так же, как авторитет Гомера и Платона. Строки Энеиды – оракулы, они всегда истинны, их значение часто скрыто и требует проницательности от толкователя. Поэзию Вергилия Макробий уподобляет деятельности перводвигателя мироздания. Поэт придает смысл существования человеку, ведет его к моральным высотам, учит жить, предсказывает будущее [169] . Вероятно, отсутствующие главы IV книги Сатурналий были посвящены анализу стиля Вергилия. Такое предположение основано на общем выводе Макробия, который сводится к тому, что Вергилий сумел воплотить в своем творчестве все стили десяти аттических ораторов, все направления античного красноречия, в связи с чем его ораторское мастерство заслуживает не меньше славы, чем поэтическое искусство (V, 1, 7) [170] .

169

См. Уколова (1992), с. 61–64.

170

См. Миллер Т.А. (1963), с. 300–301.

Вергилий и Гомер

Сопоставление Макробием поэзии Вергилия с греческими и латинскими текстами преследует две цели: с одной стороны, оно раскрывает сущность работы, которую проделал Вергилий, изучая Гомера и других греческих и латинских поэтов, с другой стороны, позволяет Макробию дать критическую оценку этой работы. Макробий, показывая, что в одних случаях Вергилий в своем подражании уступает Гомеру, в других же достигает величия греческого поэта, приводит для каждого случая обоснование. Ему нравятся те места, где Вергилий создает более яркий и наглядный образ, чем тот, который дан Гомером [171] . Такое расхождение в описаниях воспринимается Макробием как истинное подражание величию Гомера: не будучи в состоянии найти слово, которое позволило бы на латинском языке полностью передать всю полноту образа, создаваемого одним греческим выражением, Вергилий прибегает к пространному описанию и достигает выразительности не меньшей, чем Гомер (V, 11, 25). Макробий также показывает, что иногда Вергилий не может достичь гомеровского совершенства и дает по сравнению со своим образцом описания слишком краткие, сухие и безжизненные (V, 13, 13–26). Макробий призывает простить Вергилию это, объясняя, что он не мог не казаться кое в чем слабее Гомера, так как во всем своем творчестве пользовался одним этим образом, зорко всматриваясь в Гомера и подражая не только величию, но и простоте его, и выразительности речи, и невозмутимому достоинству. Отсюда, продолжает Макробий, у Вергилия многообразное возвеличение героев и вмешательство богов, убедительность баснословного, естественность в выражении чувств, беспрерывные воспоминания, нагромождение сравнений, взволнованная речь, блестящее завершение отдельных действий (V, 13, 40–41). Макробий чувствует специфику ряда черт гомеровского эпоса и вполне понимает невозможность перенесения их на другую почву. Так, он находит, что эпические повторы у Гомера очень красивы; они достойны таланта древнего поэта и уместны при перечислениях. Однако Макробий вполне сознает, что если бы Вергилий использовал их в своей поэме, то это вызвало бы только скуку (V, 15, 14–16) [172] .

171

Напр., в V, 11, 21–22 сравниваются стихи Энеиды (V, 144–148) и Одиссеи (XIII, 81–83): «Греческий поэт только упомянул о том, как бич подгоняет мчащихся коней; правда, нельзя было выразиться более изящно, чем он, который, добавив, “высоко над землей”, показал, с какой быстротой природа позволила нестись колесницам. Марон же описал и то, как колесницы устремляются от отправной точки, как с необычайной быстротой проносятся через поля. Приняв от Гомера маленькое семя в виде упоминания о биче, он описал и то, как возницы отпускают поводья и потрясают ими, и то, как они нагнулись для удара бичом: ни одной части колесницы не оставил без внимания, стремясь дать полное описание того боя» (пер. Т.А. Миллер).

172

См. Миллер (1963), с. 301–302. См. также Приложение 4.

Макробий восхваляет и ораторское мастерство поэта, анализируя те средства, благодаря которым в поэзии Вергилия звучит волнение и страсть. Он показывает обилие риторических приемов в речах действующих лиц Энеиды, когда эти речи выражают или должны возбудить у других страстные чувства гнева, возмущения, жалости, сострадания. Помимо фигур речи и мысли, сопоставлений, обращений к воображаемым лицам и тому подобных приемов риторики, Макробий находит у Вергилия и нарочито риторический синтаксис речи, и умелую характеристику персонажей – указание на их пол, возраст, внешний вид, положение, местонахождение [173] .

173

См. IV, 1, 5: «И чувство горя передается описанием внешнего вида, когда про мать Эвриала говорится: “…выпали спицы из рук, покатилась, распутавшись, пряжа”»; IV, 3, 1–5: «Теперь поговорим о том волнении, которое называется описанием либо возраста, либо бессилия и его последствий. Искусно следил он за тем, чтобы всякий возраст вызывал к себе чувство сострадания. О младенчестве… [Вергилий] говорит: “Души малых детей, что плачут на первом пороге”. О детстве: “Мальчик несчастный, с Ахиллом в бой вступивший неравный”. О юности: “Юноши, что на костры пред родительским взложены ликом”. О старости: “Вот несчастный ведом Акет, удрученный годами”» (пер. Т.А. Миллер, строки из Энеиды [соответственно, VI, 427; I, 475; VI, 308; XI, 85] даны в пер. А. Фета).

Поделиться:
Популярные книги

Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Хейли Гай
Фантастика:
эпическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Прометей: Неандерталец

Рави Ивар
4. Прометей
Фантастика:
героическая фантастика
альтернативная история
7.88
рейтинг книги
Прометей: Неандерталец

На границе империй. Том 10. Часть 3

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 10. Часть 3

Завод 2: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович
2. Завод
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Завод 2: назад в СССР

Гимназистка. Под тенью белой лисы

Вонсович Бронислава Антоновна
3. Ильинск
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Гимназистка. Под тенью белой лисы

Прорвемся, опера!

Киров Никита
1. Опер
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Прорвемся, опера!

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Чайковский Петр Ильич
Документальная литература:
биографии и мемуары
публицистика
5.00
рейтинг книги
Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Тайный наследник для миллиардера

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
5.20
рейтинг книги
Тайный наследник для миллиардера

Зайти и выйти

Суконкин Алексей
Проза:
военная проза
5.00
рейтинг книги
Зайти и выйти

Мастер Разума II

Кронос Александр
2. Мастер Разума
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.75
рейтинг книги
Мастер Разума II

Единственная для невольника

Новикова Татьяна О.
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.67
рейтинг книги
Единственная для невольника

Я граф. Книга XII

Дрейк Сириус
12. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я граф. Книга XII

О, Путник!

Арбеков Александр Анатольевич
1. Квинтет. Миры
Фантастика:
социально-философская фантастика
5.00
рейтинг книги
О, Путник!