Саур-Могила. Повесть

Ковалев Валерий Викторович

– Хелло! – ответили те, чавкая жвачкой.

Далее появился Сам, в шелковом одеянии, сопровождаемый двумя личными охранниками, и наемники изобразили строевую стойку.

Величаво кивнув черным тюрбаном, президент первым шагнул в машину.

Затем погрузились остальные, и стальная птица понеслась над столицей, в сторону синеющих вдали гор, затянутых легкой дымкой.

Приземлился вертолет спустя час у большого кишлака близ реки, окруженного полями опийного мака, зеленеющего в долинах.

Навстречу

уже пылил джип, в сопровождении бронетранспортера, на котором сидели несколько вооруженных моджахедов в пакулях*и длинных рубахах.

– Ассалам алейкум! – низко кланяясь, выскочил из автомобиля и засеменил к вертолету упитанный бородатый крепыш, в чалме и расшитой золотом безрукавке.

– Ва алейкум салам! – сделал ему шаг навстречу высокий гость, и хозяин облобызал ему руки.

Затем они заговорили о чем-то на фарси* – первый назидательно, а второй подобострастно, охрана же обменялась подозрительными взглядами. Правоверные не любили кафиров*.

Чуть позже, погрузившись в автотранспорт (президент был препровожден в джип, а охрана на броню), кавалькада тронулась обратно.

Миновав окраину кишлака с арыками и уходящими в небо тополями, она направилась к центру и въехала в широко открытые ворота обширной усадьбы. Та была обнесена дувалом, с вышкой в одном из углов, на которой расхаживал часовой, и имела по внутреннему периметру несколько строений.

Далее машины остановились, президент был приглашен хозяином в одно из них, возведенное из камня и с претензией на архитектуру, а «солдат удачи» похожий на муллу старик, расположил на открытой террасе второго.

– Располагайтесь, парни! – первым снял с головы каску Залесски и, положив рядом карабин, скрестив ноги, уселся на персидский ковер с несколькими, лежащими на нем подушками. Остальные проделали то же самое и с интересом стали оглядывать усадьбу.

По площади она составляла акр* и, судя по виду, была зажиточной.

Между тем, по знаку «муллы», на террасе появились два подростка в тюбетейках, расстелили перед гостями цветастый дастрахан* и быстро его накрыли.

Там появились горячая баранина «шиш-кебаб» на шампурах, исходящий паром душистый плов с фисташками, белые лепешки, дыни с виноградом, а также чай, в двух больших фаянсовых чайниках.

– Шам хорди? – певуче вопросил у наемников старик (те недоуменно переглянулись), а потом сказал – «лотфан» и сделал приглашающий жест рукою.

– Окей! – поняли американцы, разбирая шампуры, и заработали челюстями.

Когда изрядно подкрепившись, они тянули из пиал зеленый чай, лениво переговаривались, на пороге главного дома появились Раббани с телохранителями и хозяин, прокричавший что-то в сторону джипа.

Тот покатил к ним, наемники с готовностью встали, поправляя амуницию, но президент отрицательно покачал головой, приказывая им остаться.

– Нам

же лучше, – ухмыльнулся Залесски, провожая взглядом отъезжающую машину. – Расслабьтесь парни.

После трапезы все четверо задымили сигаретами, предложив одну сидевшему напротив мулле, но тот вежливо отказался на английском, что вызвало естественное удивление.

– Ты знаешь наш язык, старик? – выпучил глаза Пирсон.

– Знаю, – последовал ответ.– А еще французский и русский.

– Откуда?

– В молодости много путешествовал и тянулся к знаниям.

– Был в нашей стране? – поинтересовался Родригес.

– Да, там я закончил два курса Стенфорда*

– А откуда знаешь русский?

– С шурави* воевал, – огладил бороду мулла. – Когда наш президент был полевым командиром.

– Ну и какие они солдаты?

– Лучше ваших,– блеснули щелки глаз. – Американцы убивают издалека, прячась от противника в укрытиях

– Полегче, старик, – пробурчал Залесски. – Можешь нарваться на неприятность.

– Я хочу вам показать одного, – перебирая янтарь четок в руке, невозмутимо предложил мулла. – Если пожелаете.

– А почему нет? – переглянулись наемники, соглашаясь.

– В таком случае идите за мной, – поднялся на ноги старик, и все спустились с террасы.

Проследовав в дальнюю часть двора, группа остановилась перед глухой дверью, мулла отодвинул засов, и все оказались во втором, менее обширном, но с еще более высокими стенами.

У одной из них, за оградой из жердей, меланхолично жевали жвачку овцы, у другой высился глиняный тандыр*, где две женщины в паранджах* пекли хлеб, отойдя при приближении чужеземцев в сторону.

Мулла, покосившись на них, прошел в конец двора (гости за ним) и ступил на мощеную кирпичем площадку, в центре которой виднелась железная решетка. На ее петлях висел замок, сбоку стояла прислоненная к стене лестница.

– Поглядите вниз, – предложил старик. – Вам будет интересно.

Гости обступили люк и наклонились.

В лившихся сверху лучах солнца, рассевающих полумрак, на дне бетонного колодца сидел мужчина с перевязанной тряпкой головой и в обрывках полевой формы.

При звуках голоса муллы он поднял давно небритое лицо, злобно блеснув глазами.

– Этот кафир советский капитан, – сказал старик, – Захвачен нами в бою, когда шурави выводили свои войска из Афганистана.

Его и еще троих таких же, мы использовали для работы на полях, в качестве сборщиков мака. Но три дня назад шурави сбежали, убив двух надсмотрщиков и захватив оружие. Всех друзей неверного (кивнул на капитана) мы отправили к аллаху, его же снова пленили.

– И что теперь с русским будет? – разглядывая пленника, спросил Блад, а Родригес с Пирсоном выжидательно уставились на рассказчика.