Савелий Крамаров. Сын врага народа
Шрифт:
— Я знаю, — сказала Маша и сжала руку Савелия в своей. — Я могу тебе чем-нибудь помочь еще?
— Ты любишь меня, Маша, а для меня это очень много и важно, — искренне произнес Савелий. — Наша разминка с Володей Высоцким должна была случиться рано или поздно. Я остался на своей прежней актерской и творческой орбите, а он поднялся на несколько орбит выше. Он — ближе к Богу! Но боюсь, и путь его на небеса будет короче… Он безумно тратит себя. Как святой… Раздает свою душу людям очень щедро. Иначе не может.
— Разве ты веришь в Бога? — удивилась Маша.
— Верю! В путь Высоцкого верю! Он — посланник Бога на земле! В грехах кается. Но истинные Божьи мысли несет людям! И я уверен, что даже не думает, есть ли у него актерское звание или отсутствует. Он актер от Бога. На эстраде был известный артист и честнейший человек — Михаил Наумович Гаркави.
— Конферансье?
— Артист. Его тринадцать раз представлял к званию Москонцерт, и каждый раз чья-то злая рука вычеркивала его фамилию. Поговаривали, что он не понравился самому Сталину, когда вел концерт в Большом театре. Умер Сталин —
Маша ничего не ответила ему.
— Почему ты молчишь? — удивился Савелий.
— Потому что ты все реже обращаешься ко мне за советами. Мне кажется, что мы разлетаемся по разным орбитам. Не уходи от меня, Савелий. Лучше меня ты не найдешь…
Савелий не понял серьезности ее слов и улыбнулся:
— Есть Клаудиа Кардинале! Софи Лорен!
— Есть. Но где они? Рядом с тобою? — обидчиво заметила Маша.
— Летают на других орбитах! — выспренно произнес Савелий.
— Бот именно, — тихо произнесла Маша.
Ушли прошлые переживания, и грусть Маши показалась Савелию сегодня несвоевременной. Он — заслуженный артист СССР, его искренне любят зрители. Чего еще надо популярному артисту в расцвете сил?! Он поймет это вскоре. Как любому человеку, ему станет необходимой как воздух любящая верная подруга, особенно в трудные времена, о возможности которых он тогда даже не подозревал. И немудрено. Вокруг улыбки, веселые глаза, поздравления, чьи-то руки обнимают его, среди них — те, которые прежде даже не пожимали его руки, а теперь свойски бьют по плечу, прижимают к себе. И не ведал тогда Савелий, сколько зависти вызовет у коллег присвоение ему звания. Позднее одна из лучших артисток советского кино назовет время, когда часто снимался Савелий, эпохой киноартистов с физическими недостатками и как пример приведет Савелия Крамарова, забыв о том, как он уважал и ценил ее мастерство, брал в гастрольные поездки, где он был ведущим артистом. Быстро промелькнут дни радостной эйфории, вызванной официальным успехом. Стихнет хор поздравлений. Улыбки при встрече станут такими же, как и прежде, дежурными, формальными. И самое странное — большинство девушек, с которыми он попытается познакомиться, сначала улыбнутся ему, как известному актеру, но потом всячески попытаются прервать с ним разговоры, извиняясь, что они очень заняты и не ходят на свидания.
Савелия видят у нового модного магазина «Лейпциг», куда любят заезжать московские красотки, стоящего у своего белого «фольксвагена» и для видимости безмятежно перебирающего ключи от машины. Путь от «Лейпцига» до центра неблизкий, и Савелий надеется, что кто-нибудь из красоток, улыбаясь и изнывая от усталости, попросит довезти ее до центра. Он это сделает с удовольствием, ради знакомства. Он ни в коей мере не ловелас, но желание познакомиться с красивой и умной девушкой не покидает его. Он не знает вывода знаменитого врача и психолога Зигмунда Фрейда о том, что дети, не испытавшие в детстве ласки, нежности и теплоты, со временем, став взрослыми, стараются доказать, что достойны этого, что их эгоцентрическое «я» делает их людьми заметными, порою знаменитыми, но их тяга к женской теплоте, семейному уюту не только не ослабевает, а, наоборот, только усиливается. Но не знает Зигмунд Фрейд, что возникнет на планете странное государство, в котором многие понятия будут поставлены с ног на голову, и самые яркие, даже эрудированные женщины станут отождествлять популярных артистов с героями, которых они играют в кино. У кроватей киноманок на стенах появятся фотографии романтичного артиста Коренева — главного героя фильма «Человек-амфибия», позднее — более зрелого, романтичного и мужественного киногероя Олега Видова, кстати, которого судьба сведет с Савелием Крамаровым еще в фильме «Джентльмены удачи». Отождествление девушками его хулиганистых и растяпистых героев с ним самим сначала поразит Савелия, а потом доведет до растерянности. Вот тогда он вспомнит слова Маши: «Не уходи от меня, Савелий. Лучше меня ты не найдешь».
Однажды днем мне домой позвонил заведующий «Клубом 12 стульев» «Литературной газеты» журналист Виктор Веселовский. «Слушай, Варлен, мне сейчас звонил Савелий Крамаров. Ты знаешь его лучше меня. Не рехнулся ли он?» — «А что случилось?» — поинтересовался я. «Савелий попросил меня познакомить его с интеллигентной девушкой!» — насмешливо-издевательским тоном произнес Веселовский. «Ну и что? — спокойно изрек я. — Если можешь, то помоги ему. Умную и симпатичную девушку сейчас найти нелегко. Сам знаешь». — «Ничего такого я не знаю, — усмехнулся Веселовский. — У меня в жизни были две жены — законная и все остальные!» — улыбнулся он своей шутке и перевел разговор в другое русло, но я опять вернул его к просьбе Савелия: «Человеку трудно, и очень, если он обратился за помощью к тебе. Неужели не понимаешь? Он думает, что ты вращаешься в высшем свете, где можно встретить именно такую девушку, умную, красивую и верную, которая сможет стать ему женой». — «Он спятил окончательно! — резюмировал Веселовский. — Вокруг меня одни авторши, которые ради того, чтобы их произведение появилось на моей полосе, готовы на все. Одна вдруг заерепенилась ни с того ни с сего. Поэтому на гастролях в Омске я ее оставил на рынке, куда мы поехали
Я с сожалением наблюдал, как под коварными лучами славы теряет нить жизни Веселовский, особенно при помощи вечно пишущего вместе с соавторами пробивного человечка, поставляющего ему, и отнюдь небескорыстно, спиртное и покорных девиц. В конце концов Веселовского уволили с работы, но я помог ему остаться на сцене, несмотря на то, что его тут же выбросили из организованной им телепередачи «Вокруг смеха». Я старался помнить только хорошее, что было между нами, а бойкот, созданный им вокруг меня в печати, простил ему, простил четыре мучительных года замалчивания.
Наверное, такова судьба очень многих творцов. В конце концов не выдержал удара судьбы, в большей части им заслуженного, Виктор Веселовский. А Савелий Крамаров, как говорят боксеры, держал удар. Все реже звонил телефон в его квартире, все реже звучали по нему творческие разговоры. Зато эстрадные администраторы не отставали от Савелия. Крамаров — это по-прежнему гарантированные аншлаги, большие сборы… Мне кажется, что Савелий не любил выступать на сцене, делал это во многом из-за заработка, но это тоже была работа. Зашумели завистники. В кинокулуарах и даже на собраниях. Они считали, что комический успех артиста заключен в асимметричном расположении его зрачков, говорили глупость. Это все равно что объяснять успех Чарли Чаплина его нелепой походкой, комизм Юрия Никулина — его простоватым видом и выражающим вечное удивление лицом, успех Евгения Моргунова — его толщиной… У каждого выдающегося комического актера есть своя маска. У Георгия Вицина — маска труса, на первый взгляд, человека вяловатого, безразличного ко всему, а на поверку — трусоватого и жадного, стремящегося поживиться за чужой счет. Была своя, и яркая, комическая маска у Савелия Крамарова — маска жизнерадостного неунывающего совидиота, в результате своей ограниченности и наивности попадающего в смешные положения и ситуации. Она осталась и тогда, когда ему выправили зрение, уже в Штатах, и там он имел успех, потому что жизнерадостный, но нелепый по сути человек всегда смешон, это явление общечеловеческое.
Савелий завоевал неимоверную популярность у зрителей, но как истинно творческого артиста со временем его стало мучить отсутствие в его кинорепертуаре ролей значительных по характеру и мысли. Ведь, повторяю, юмор и сатира — обратная сторона трагедии. Душа Савелия Крамарова, сумевшего наперекор судьбе стать любимым в народе артистом, подготовила его к серьезным ролям в кино и поступкам в жизни, что ему пришлось вскоре доказывать. Кто-то с киноверхов спустил вниз негласное указание прекратить снимать Савелия Крамарова, поскольку он играет недоумков и кретинов, что не соответствует составу нашего общества, а вызывая своей игрой смех, он оглупляет его, самое передовое в мире. А ведь в его фильмах «Друг мой, Колька!» и особенно в телесериале «Большая перемена», где любовь к девушке пересиливала, казалось, укоренившиеся в нем отрицательные качества, даже жадность, именно пересиливала, органично, через внутреннее борение, проступали сквозь смех, сквозь слезы именно его, крамаровские жалость и сочувствие к несчастным и оступившимся людям.
Я не уверен, что выступление двух завистливых артистов на собрании Кинокомитета решило творческую судьбу Савелия. Одного из них действительно снимали мало. У него была интеллигентная внешность и он, даже при умелом гриме, не мог играть передовиков производства и тружеников полей, не было для него тогда подходящих ролей. Второй «завистник» — вернее, «завистница», была задействована в фильмах много и успешно. Вне всякого сомнения, что их антикрамаровское выступление было инициировано верхами и послужило приказным сигналом всем киностудиям страны: не снимать больше этого артиста. Верхи поначалу не обращали особого внимания на его маленькие эпизодические роли, посмеиваясь над ним вместе со всей страной. Но когда увидели, что эти, на первый взгляд крошечные, появления Крамарова на экране запоминались зрителями и создавали один большой и глубокий образ оболваненного тоталитарным режимом человека, при этом наивного, проявляющего доброту, оптимизм и не показные, а идущие от души, да еще в комической и гротескной форме, делающих их яркими, к тому же узнаваемыми. Зрители видели в ролях Савелия самих себя, по сути, таких же униженных и нелепых людей, как и его герои. Там, где полагалось, открыли его досье, именуемое делом, и легко обнаружили, что он является сыном врага народа, хотя и реабилитированного, но убитого лагерной системой, и расценили смелое поведение сына как своего рода месть за погубленного отца. Пожурили друг друга за легковерность и остановили кинокарьеру Крамарова, к тому же своей религиозностью подающего дурной пример людям.