Сближение
Шрифт:
Тарент пару раз тайком снял своих спутников. На одном снимке он запечатлел профиль женщины и ее типичный жест: голова чуть наклонена вперед, глаза закрыты, а палец приподнимает край платка, касаясь волос.
Она все еще напоминала Таренту Мелани, хотя он этого не хотел. Мелани вызывала чувство вины, ощущение потерянных впустую лет и невозможность что-либо исправить. Ей тридцать восемь лет, вернее, было до прошлой недели. Воспоминания постоянно возвращались, сводили с ума. Порой Таренту казалось, что он слышит ее голос, пытающийся пробиться через шум двигателя. Ее запах все еще ощущался на его коже, или так он думал.
Накануне гибели Мелани они ночью занимались любовью, как это случалось порой после ссоры. Но близость
Лежа в темноте, они предавались хорошо знакомой мечте о том, как вернутся в Британию, возьмут отпуск, отправятся в дорогой отель Лондона или какого-то другого большого города и потратят заработанные деньги на несколько ночей эгоистичной роскоши. Но этому не суждено было случиться, они прекрасно все понимали, хотя понятия не имели, какую беду принесет следующий день.
Она злилась на него, он – на нее. Но как вообще можно злиться на медсестру? Тарент научился сразу нескольким способам – таков защитный механизм. Его собственная профессия – степень по энвиронике [6] – вроде бы была востребованной. Но после университета Тарент выяснил, что неопытный пиролог [7] никому особо не нужен. После года в Штатах Тарент вернулся в Британию, страну разрывали политические и социальные потрясения, сопровождавшие основание ИРВБ. Работы не было, поэтому он переметнулся в фотографию, сначала трудился вместе с другом по университету, а потом решил стать внештатным фотографом. Именно этим он и занимался, когда познакомился с Мелани.
6
Наука об окружающей среде.
7
Пирология – наука о природе лесных пожаров и их последствиях, борьбе с лесными пожарами и об использовании положительной роли огня в лесном хозяйстве.
Как-то раз она сказала, что фотосъемка – это пассивная деятельность, только восприятие и невмешательство. Фотограф запечатлевает события, но никогда не влияет на них. Мелани считала любую непрактичную и неактивную деятельность нецелесообразной. Такая у нее была функция, но не у него. Тарент защищался, как ему казалось, с пылом, но Мелани назвала его попытки вялыми. Фотография – это форма искусства, без энтузиазма заявил он. У искусства нет практической функции. Оно просто есть. Оно информирует, показывает или просто существует. Но искусство может влиять на мир. Мелани рассмеялась и потянула вниз ворот рубашки, демонстрируя плечо. Именно сюда какой-то психопат из пациентов вонзил в ее тело загрязненную иглу, пытаясь заразить тем, чем болел сам. Это был ее трофей, ее личная награда за активность.
– Ну, фотографируй, почему ты не снимаешь? – как-то раз закричала на него Мелани во время второй недели перегона через Турцию, где-то в засушливой пустыне вдали от прибрежной полосы. В тот день их конвой ждал, когда им доставят воду. Тарент все еще помнил мрачные окрестности – сплошь камень и высохшие растения, а еще брошенный город Хадима чуть ниже по склону холма, желтую горную породу, далекий проблеск моря, сильный горячий ветер и безоблачное небо.
От обиды было больно, но он все еще любил Мелани. Он помнил то, что она, казалось, позабыла:
Но сейчас ему снова придется вернуться к дурацкой и пассивной фотосъемке.
6
Тарент закрыл глаза и ненадолго задремал. Внезапно по громкой связи раздался голос с акцентом, свойственным уроженцам Глазго:
– Это Ибрагим, ваш второй водитель. Ас-саляму алейкум! Возникла неисправность с аккумуляторами. К сожалению, многие из станций подзарядки сейчас недоступны. Нам нужно остановиться на ночлег раньше, чем планировалось, поэтому мы отклонимся от маршрута и переночуем в местечке под названием Лонг-Саттон. Они готовы принять нас на одну ночь. Это еще одна задержка в пути, но лучше, чем если мы израсходуем все топливо. У нас есть сменные аккумуляторы, а завтра нагоним. Прогноз погоды благоприятный.
Возникла пауза. Микрофон не выключили. За шипением коммуникатора они услышали, как водители в кабине говорят друг с другом. Женщина, сидевшая перед Тарентом, явно отреагировала на объявление, удивленно вскинув голову. Затем повернулась и тихо заговорила со своим соседом. Тот покачал головой, прислушиваясь. Затем молча согласился с женщиной, кивнув, приподнял на миг брови и отвернулся.
Тарент прислонился к стенке, глядя в узкое окошко. И тут одновременно произошли две вещи. Что-то настойчиво и непонятно зачем сунули ему в руку, а Тарент рефлекторно сомкнул пальцы. И раздался голос второго сержанта, который продолжил объявление:
– Это Хамид, старший водитель. – Тарент так понял, что Хамид – молодой сержант, который помог ему загрузиться, спасая от наводнения в северном Лондоне, когда он присоединился к остальным пассажирам. – Мир вам! Довожу до вашего сведения, что нам приказали передать ваши допуски заранее, все из-за места, в котором мы останавливаемся. Обычно доступ в Лонг-Саттон закрыт, как вы все, без сомнения, знаете. Никаких поводов для беспокойства нет, обычная рутина. Все пассажиры «Мебшера» имеют нужный уровень допуска Министерства обороны. Просто решил, что стоит упомянуть об этом на случай, если кто-то обеспокоен. Вы должны зарегистрироваться с помощью своих чипов и идентификационных карточек, но вам их сразу же вернут.
Тарент смутно помнил о демонстрациях протеста, когда базу в Лонг-Саттоне только открывали. В те дни она находилась в ведении ВВС США в качестве пункта раннего оповещения, но сейчас после роспуска НАТО перешло к Министерству обороны. Но раннее оповещение? О ком?!
Он все еще с трудом видел себя в роли высокопоставленного чиновника, да еще и с доступом к секретным объектам. Раньше Тарент лишь изредка общался с государственными учреждениями, когда надо было посетить какое-то мероприятие, куда требовалось разрешение Министерства внутренних дел или Комитета по связям Эмирата. Но даже тогда он лишь хотел получить аккредитацию как независимый фотограф, работавший по заказу веб-журнала или какого-нибудь телеканала.
Пока неуклюжий транспортер продолжал путь, Тарент ощупал кончиками пальцев бумажку, которую с такой силой сунули ему в руку, покрутил листок, свернул в тонкий конус с острым концом, на миг позабыв о том, как именно тот попал к нему. Наконец Тарент развернул записку, разгладив на бедре.
Слова были написаны корявым почерком, явно в спешке: «Я направляюсь в АМП Халл. Хотите со мной? На Ферму Уорна можно не ехать».
Записку могла передать только женщина, сидевшая впереди. Тарент смял бумажку и снова посмотрел ей в затылок, замотанный платком, туда, где ее рука касалась шеи. Когда Тарент наблюдал за ней раньше, то без устали движущиеся пальцы казались ему нервной привычкой, но теперь он задумался: а что если она пыталась передать ему сигнал?