Сборник 9 КОНВЕКТОР ТОЙНБИ
Шрифт:
– Вот кому время девать некуда. Вот кого я предлагаю, выдвигаю и к сему прилагаю!
Словно марионетки на одной веревочке, все изумленно повернулись в ту сторону, где сидел Дедуля.
Дедуля вскочил, как от выстрела.
– Ни за что!
– Молчок! – Бабушка опустила веки в знак того, что вопрос закрыт, сложила руки на груди и что-то промурлыкала. – У тебя времени пруд пруди.
– Христом-богом молю!
– Это, – не открывая глаз, Бабушка наугад обвела комнату круговым жестом, – Родня. В целом мире другой такой не найдешь. Мы особенные, дивные, необыкновенные.
– Ни за какие коврижки…
– Молчок. – Один глаз открылся, вспыхнул, как алмаз раджи, потускнел и снова закрылся. – По утрам ты хандришь, днем маешься от безделья, ночью изводишься. Четверке двоюродных не место у Сеси в мозгах. Куда это годится: в голове у хрупкой девушки – четыре здоровенных парня. – Тут Бабушка подсластила свои речи. – Заодно научишь их уму-разуму. Ведь на твоей памяти Наполеон пошел на Россию и еле унес ноги, а Бен Франклин подцепил дурную болезнь. Мальчишек надо хотя бы на время затолкать тебе в ухо. Что у тебя там внутри, в черепушке, – одному богу известно, но если повезет, повторяю, если повезет, ребятам все же станет веселее. Неужели ты откажешь им в такой малости?
– Силы небесные! – Дедуля вскочил с места. – Еще не хватало, чтобы у меня в голове потасовки начались, от правого уха до левого! Да эти жеребцы мне чердак снесут! Чего доброго, начнут мои глазные яблоки гонять, как футбольные мячи! Мой череп – это вам не постоялый двор. Ну да ладно, пусть заходят, только по одному! Том с утра пораньше будет мне поднимать веки. Уильям за обедом подсобит еду глотать. Джон, глядишь, ближе к вечеру доберется до мозга костей да подремлет в холодке. А уж ночью пусть Филип резвится у меня под крышей, сколько влезет. Но мне и для себя пожить хочется. Да, кстати, чтоб перед уходом навели у меня в мозгах порядок!
– Так тому и быть! – Бабушка еще раз описала в воздухе дугу, словно дирижируя оркестром-призраком. – Ясно вам, ребятки? Заходи по одному!
– Ясно! – грянуло изо рта у Сеси.
– Пошел! – скомандовал Дедуля.
– Дорогу! – потребовали четыре голоса.
Поскольку никто не уточнил, кому из братьев следует войти первым, среди фантомов началась сутолока, в воздухе повеяло незримой грозой и могучим ураганом.
У Дедули на лице промелькнули четыре выражения. Тщедушное тело содрогнулось от четырех подземных толчков. Четыре улыбки гаммами пробежали по клавишам зубов. Старик и охнуть не успел, как четыре разных походки с разной скоростью понесли его прочь из дому, по травке, а там – с воплями протеста и заливистым смехом – по старым шпалам, в сторону полного соблазнов города.
Родня столпилась на крыльце, провожая глазами диковинную процессию из одной персоны.
– Сеси! Сделай же что-нибудь!
Но Сеси, вконец обессилев, уже спала в кресле, как убитая.
Вот так-то.
На другой день, ровно в двенадцать, к станции
Его опустили на сиденье, как тряпичную куклу, нахлобучили поглубже соломенную шляпу, словно подвели ветхий дом под новую крышу, и принялись напутствовать:
– Дедуля, сиди прямо. Дедуля, шляпу не потеряй. Дедуля, в дороге не пей. Слышь, Дедуля? Расступитесь-ка, милые, дайте старику сказать.
– Я все слышу, – чирикнул Дедуля, по-птичьи скосив глаза. – И страдаю за их грехи. Они пьют, а мне – похмелье. Дьявольщина!
– Наговаривает! Враки! Мы-то при чем? – возмущались голоса то в одном, то в другом углу рта. – Глупости!
– Молчок! – Это Бабушка ухватила старика за подбородок и тряхнула, чтобы кости встали на место. – К западу от Октября лежит Кранамокетт, до него рукой подать. Там у нас все свои: дядья, тетки, двоюродные-троюродные, многосемейные и бездетные. Твоя задача – легче легкого: доедешь до места, высадишь ребят…
– Чтоб у меня больше голова о них не болела, – буркнул Дедуля, и с этими словами из-под дрогнувшего века выкатилась одинокая слеза.
– А коли не сумеешь высадить этих обормотов, должен вернуть их домой в целости и сохранности!
– Если они меня не доконают.
– Счастливо оставаться! – слетели у него с языка четыре голоса.
– До свидания! – Родня махала с платформы. – В добрый час, Дедуля, Том, Уильям, Филип, Джон!
– И я с ними! – раздался девичий голосок.
У Дедули отвисла челюсть.
– Сеси! – вскричала Родня. – Будь здорова!
– И вам не хворать, – сказал Дедуля.
Поезд потянулся в горы, к западу от Октября.
На длинном повороте Дедуля стал клониться вбок и поскрипывать.
– Эй, – шепнул Том, – кажись, приехали.
– И верно. – Тишина.
Потом Уильям тоже сказал:
– Кажись, приехали.
Опять повисло молчание. Паровоз дал гудок.
– Что-то я притомился, – посетовал Джон.
– Ты притомился! – хмыкнул Дедуля.
– Запашок тут… – отметил Филип.
– Неудивительно. Дедуле-то десять тысяч лет. Верно, Дедуля?
– Всего четыре тыщи, не болтай ерунды! – Дедуля постучал по черепу костяшками пальцев. В голове заметались испуганные птицы. – Тише вы там!
– Ну, будет, будет, – примирительно зашептала Сеси. – Я прекрасно выспалась и могу тебя немного проводить, Дедуля, – научу, как лучше содержать, укрощать и оберегать этих воронов и стервятников у тебя в клетке.
– Кто тут ворон? Кто тут стервятник? – возмутились двоюродные.
– Замолчите. – Сеси утрамбовала братьев, как табак в давно не чищеной трубке. Тело ее было далеко – оно привычно спало в постели, а разум тихо витал среди них, осязал, толкался, завораживал, усмирял. – Скажите «спасибо». Вы только посмотрите вокруг.