Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10

Коннолли Джон

— Поскольку ты так тщательно изучаешь газеты, приходилось тебе когда-либо видеть что-то подобное?

История была отнесена в рубрику «Школа жизни» под заголовком «Благотворительность там, где трагедия». В статье сообщалось, что на следующей неделе Ларузы собираются устраивать благотворительный обед на землях старой усадьбы на западном побережье озера Марион — одной из двух усадеб, которыми владеет их семья. Список приглашенных гостей содержал имена по меньшей мере половины высокопоставленных персон штата.

"Тем временем, — гласила статья, — ко все еще оплакивающему смерть своей любимой дочери Марианны мистеру Ларузу обратился его сын Эрл Ларуз-младший, который, в свою очередь, сказал следующее:

«Мы в ответе за тех, кто волей судьбы оказались менее счастливы, чем мы, и даже утрата Марианны не снимает с нас этой ответственности». Благотворительный обед в целях помощи в проведении научных исследований по обнаружению раковых заболеваний будет первым публичным мероприятием семьи Ларуз со дня убийства Марианны, которое произошло 19 числа минувшего месяца".

Я протянул газету обратно Эллиоту.

— Бьюсь об заклад, там обязательно будут судьи, прокуроры, возможно, даже управляющий, — сказал он. — Им просто следует провести судебное разбирательство прямо там, на лужайке, и покончить с этим.

Эллиот сообщил, что у него еще кое-какие дела в офисе, и мы договорились встретиться в ближайшие день-два, чтобы обсудить план дальнейших действий. Я следовал за его машиной почти до самой Чарлстон-стрит, затем немного поотстал и припарковался у отеля. Оказавшись в своем номере, я принял душ, а затем позвонил Рейчел. Она как раз собиралась в Портлендскую библиотеку. Она говорила мне об этом пару дней назад, но я, конечно же, забыл, и вспомнил только сейчас.

— Ты не представляешь, какая интересная история произошла со мной сегодня утром, — пробормотала она, едва я успел раскрыть рот и сказать «привет».

— Открываю я парадную дверь и вижу человека на лестничной площадке. Здорового парня. Очень здорового чернокожего парня.

— Рейчел...

— Ты же сам сказал, что необходимо быть благоразумной. На его майке была надпись: «Клан киллеров», прямо на груди.

— Я...

— И знаешь, что он сказал?

Я ждал.

— Он протянул мне записку от Луиса, в которой сообщалось, что парень этот страдает непереносимостью лактозы. И все на этом! Больше в записке ни о чем не говорилось. Непереносимость лактозы. Больше ничего. Он тоже едет со мной в Портленд. Все, что я смогла сделать, — заставила его сменить майку. Зато теперь его новая майка гласит: «Черная смерть». Я буду всем говорить, что это просто рэп-группа такая. Как ты думаешь, рэп-группа может так называться?

Про себя я подумал, что надпись означает скорее род его деятельности, но озвучить свою мысль не решился. Вместо этого я произнес единственную фразу, которую смог придумать:

— Может, купишь ему немного соевого молока?

Она отсоединилась, даже не попрощавшись.

Несмотря на то, что недавно прошел дождь, на улице все еще было душновато, когда я вышел из отеля в поисках чего-нибудь перекусить. Моя одежда вся пропиталась влагой, прежде чем я миновал несколько домов. Оставив позади здание Музея Федерации, все в лесах, я направился дальше в фешенебельный жилой квартал между Восточным заливом и Митинг-стрит, восхищаясь большими старыми домами, фонарями над их дверями, излучавшими мягкий свет. Было начало одиннадцатого, и туристы уже начали заполнять пивные бары на Восточном побережье. Молодые мужчины и женщины курсировали вверх-вниз по Броуд-стрит, весело и настойчиво, словно соревнуясь, выстукивая дробь каблуками. На радиоволне Фред Дарст, порочный президент звукозаписывающей компании, гордый отец и мультимиллионер, как раз рассказывал подросткам о том, как родители не понимали его поколение. Да уж, нет ничего более грустного, чем тридцатилетний детина в коротких штанишках, восстающий против мамочки и папочки.

Я как раз искал местечко, чтобы поесть, как вдруг увидел знакомое лицо в окне «Магнолии». Эллиот сидел напротив женщины с черными как смоль волосами и плотно сжатыми губами. Он ел, но страдальческое выражение его лица говорило о том, что он совершенно не получал удовольствия от еды, возможно, потому, что женщина была абсолютно несчастлива с ним. Она сидела неестественно прямо, ее ладони

покоились на коленях, а глаза недобро горели. В конце концов Эллиот сдался, оставив попытку накормить самого себя, и сложил руки в манере «будь благоразумен», именно так, как делает мужчина, когда чувствует себя подавленным женщиной. По большей части такие жесты обычно не срабатывают, потому что ничто так не подливает масла в огонь в споре между мужчиной и женщиной, как стремление доказать друг другу собственное благоразумие и неправоту собеседника. Так, собственно, и произошло: женщина, видимо не желая больше ничего выяснять, резко встала и решительно направилась к двери. Эллиот не стал ее останавливать. На минуту он замер, глядя ей вслед, потом обреченно пожал плечами, взял в руки нож с вилкой и снова приступил к еде. Женщина, вся в черном, села в свой «эксплорер», припаркованный чуть поодаль, и растворилась в ночи. Она не плакала, ее злость словно выжигала все вокруг. Нечто большее, чем просто привычка, заставило меня запомнить номер ее машины.

Я сразу же решил присоединиться к Эллиоту, но не хотелось, чтобы он подумал, будто я мог видеть весь этот инцидент; к тому же я хотел немного побыть один.

Я зашел на Куин-стрит и поел в маленьком ресторанчике «Терраса Пугана», который считался излюбленным местом Пола Ньюмена и Джоанны Вудворд, хотя в то время банковский счет будущей знаменитости был пуст. Столы у Пугана стояли застеленные изысканными скатертями, на них сверкали чистотой бокалы, и пришлось немало потрудиться, чтобы выловить хоть кого-то из персонала и заказать немного воды со льдом — освежиться.

Утка у них выглядела отлично. Но, несмотря на голод, я лишь слегка поковырялся в ней. У этой утки почему-то был какой-то неправильный вкус, хотя повар тут явно не при чем. В памяти внезапно возник эпизод: слюна Фолкнера у меня во рту, его вкус у меня на языке. Я отодвинул тарелку прочь.

— Разве что-то не так с вашей едой, сэр?

Это был официант. Я взглянул на него, но не мог четко рассмотреть лица: оно расплывалось передо мной, как на фотографии начинающего любителя.

— Нет, — выдавил я. — Все в порядке. Просто пропал аппетит.

Мне почему-то хотелось, чтобы он ушел. Я не мог смотреть на его лицо. Оно напоминало мне картину медленного разложения.

Тараканы захрустели на тротуарах, когда я выходил из ресторана; останки тех, кто был недостаточно быстр, чтобы избежать человеческой ступни, лежали маленькими темными кучками, и муравьиные полчища уже жадно облепили их.

Позднее я обнаружил себя гуляющим по пустынным улицам и наблюдающим за огнями в окнах домов, словно в попытке поймать призрачные тени жизней, продолжающихся за драпировкой штор. Я тосковал без Рейчел, и мне так хотелось, чтобы она была со мной. Интересно, как она там ладит с «Кланом киллеров», теперь, очевидно, с «Черной смертью». Надо же было Луису прислать парня, который оказался более заметным, чем он сам! Но, по крайней мере, теперь я мог меньше волноваться за Рейчел. Я до сих пор еще не был уверен, насколько я нужен Эллиоту. Кроме того, меня беспокоил тюремный проповедник, который снабдил Атиса Джонса оружием под видом креста. Я словно плыл по воле волн мимо всего происходящего, поскольку еще не нашел такого способа, благодаря которому мог проникнуть в глубинную суть событий и изучить их. И уж, конечно, не вполне разделял уверенность Эллиота в способности престарелой пары и их сына браться за самые сложные ситуации и искать выход из них. Я нашел телефон-автомат и решил связаться с надежным домом, чтобы узнать, обстановку там. Трубку снял старик, и он уверял, что все хорошо:

— Шо засавяет вас так бесокоица? Не соит та переживати.

Я поблагодарил его и уже собирался повесить трубку, когда он заговорил снова:

— А паень все жа ни убиал деушку. Он всретил деушку.

Мне пришлось дважды попросить его повторить одну и ту же фразу, пока я в конце концов не понял, что именно он хотел мне сообщить.

— Он сказал вам, что не убивал ее? Вы говорили с ним об этом?

— Угу-у-у... Он увеяет мея, чито ни тогал ие.

— Он сказал вам что-нибудь еще?