Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10
Шрифт:
– Эта штука еще работает? – поинтересовался Твайзел.
– Похоже, что да, – ответил Гринэм и снова взглянул на экран. Мигающая точка находилась возле пересечения Палм-стрит и Стилуотер-стрит, неподалеку от дома Бобби Жандро. – У нас неподвижная мишень.
Твайзел довольно хмыкнул.
В тот момент, когда Гринэм и Твайзел проезжали Льюистон, Рохас сидел за рабочим столом. Голова еще слегка кружилась после недавнего приема обезболивающего, и зубы по-прежнему ныли. Рохас трудился над куском красного дуба, которому предстояло служить подставкой для древних печатей. Они лежали тут же, на черной тряпице, согревая душу своим присутствием и напоминая, что красота
В том же направлении на север, сокращая расстояние между собой и Рохасом, спешил и Ирод. Боль держалась на терпимом уровне, и настроения добавляло отсутствие Капитана.
А к нему самому приближался еще кое-кто.
Коллектор тоже не сидел на месте.
Часть III
Вопрос: В кого вы стреляли?
Ответ: В неприятеля, сэр.
Вопрос: В людей?
Ответ: В неприятеля, сэр.
Вопрос: Это даже не были человеческие существа?
Ответ: Так точно, сэр.
Вопрос: Это были мужчины?
Ответ: Не знаю, сэр…
100
Речь о массовом убийстве в Сонгми, одном из самых громких преступлений американской армии во время вьетнамской войны.
Глава 23
Озерный край Рейнджли лежит к северо-западу от Портленда, восточнее границы со штатом Нью-Гемпшир и чуть южнее канадской границы. Не могу сказать, что знаком с ним очень хорошо. С девятнадцатого века его называют раем для спортсменов. Причин бывать там как-то не находилось, хотя одно неясное воспоминание все же сохранилось: мы едем в любимом отцовском «Ле сейбр», и родители сидят впереди. Ехали мы, скорее всего, в Канаду – представить, что отец мог просто так отправиться в восточный Нью-Гемпшир, я не мог. К Нью-Гемпширу он всегда относился с недоверием по причине мне не совсем понятной; было это давно, родителей моих уже нет, и спросить не у кого.
С Рейнджли связано и еще одно воспоминание: о приятеле моего деда, старике по имени Финеас Арбогаст, который иногда ходил на охоту и жил с семьей в бревенчатом доме. Обосновались там Арбогасты в незапамятные времена и, возможно, были потомками тех кочевников, что двенадцать тысяч лет назад пришли в Северную Америку по перешейку, где позже образовался Берингов пролив, или по крайней мере потомками упрямого пилигрима, укрывшегося в северных лесах от строгостей пуританизма. Мне, тогда мальчишке, речь Финеаса представлялась почти непонятной. Он ухитрялся растягивать даже слова без единой гласной. Может, его родным языком был польский.
Мой дед питал к нему теплые чувства, поскольку Финеас, если его усадить и постараться понять, был неиссякаемым источником исторических и географических знаний. Ближе к старости знания эти начали, что естественно, протекать наружу, и он пытался, пока не вытекли совсем, занести их в тетрадь, но такая задача требовала терпения, которого ему недоставало. Финеас был частью древней устной традиции: он рассказывал свои истории, чтобы другие могли запомнить их и передать дальше, но единственными его слушателями были люди почти столь же преклонного возраста, как и он сам. Молодежь внимать старику не желала, а когда из университетов стали приезжать собиратели фольклора, Финеас уже развлекал своими байками соседей по церковному кладбищу.
В памяти у меня сохранилась такая картина: Финеас и мой дед
Охотиться на белку он отправился со своей собакой Мисти, дворнягой, родословная которой представлялась столь же запутанной, как и родословная некоторых королевских семейств. Она и вела себя как незаконнорожденная принцесса. Охотясь на белок, Финеас не преследовал какой-то практической цели – ему вообще было на них наплевать. Мисти, как обычно, сломя голову унеслась в чащу, и по прошествии некоторого времени Финеас обнаружил, что не только не видит ее, но и не слышит. Он посвистел – она не вернулась. Дама манерная, Мисти была вместе с тем послушной собакой, так что Финеас отправился на поиски, все больше углубляясь в лес и удаляясь от хижины. Приближались сумерки, но он не спешил возвращаться, потому что не хотел оставлять ее одну в чаще. Снова и снова Финеас звал Мисти, но та не откликалась. Он уже начал подумывать, что она попала в лапы медведю или рыси, когда услышал тявканье, и пошел на звук, довольный, что в свои семьдесят три сохранил и зрение, и слух.
Финеас вышел на поляну. В небе уже появилась луна, и Мисти он разглядел не сразу. Собачонка попала в вересковый куст, и все ее попытки освободиться приводили только к тому, что она запутывалась еще сильнее и могла только тихонько тявкать. Финеас достал нож и уже собирался освободить бедняжку, но тут его внимание привлекло какое-то движение справа. Он посветил туда фонариком.
На краю полянки стояла девочка лет шести-семи. Темноволосая и очень бледная. В черном платье из простой, грубой ткани и черных ботинках. Когда свет ударил ей в лицо, она не моргнула, не прищурилась, не прикрыла рукой глаза. Финеасу даже показалось, что она вообще не отреагировала на свет, словно и не заметила его; казалось, ее кожа поглощает свет, потому что она как будто светилась изнутри.
– Милая, что ты здесь делаешь? – спросил Финеас.
– Я заблудилась, – сказала девочка. – Помоги мне.
Голос ее звучал странно, словно шел из пещеры или пустотелого дерева. А еще он отдавался эхом, чего на поляне быть не могло.
Финеас направился было к девочке, снимая на ходу куртку, чтобы набросить ей на плечи, но тут увидел, что Мисти снова заворочалась в кусте. Поджав хвост, собака отчаянно пыталась вырваться из плена, хотя эти усилия явно причиняли ей боль. Не достигнув желаемого результата, Мисти повернулась к девочке и зарычала. Присмотревшись, Финеас увидел, что дворняга дрожит, и шерсть у нее на загривке встала дыбом. Он оглянулся – девочка отступила на пару шагов, чуть глубже в лес.
– Помоги мне, – повторила она. – Я одна, и я заблудилась.
Сам не зная почему – других причин, кроме странной реакции собаки на присутствие девочки и необычной бледности последней, не было, – Финеас насторожился. Тем не менее он направился к ней, а она сделала еще несколько шажков назад, так что поляна оказалась у него за спиной, а впереди был только лес. Лес и неясная фигурка девочки между деревьев. Финеас опустил фонарик, но девочка не растворилась в тенях леса, а продолжала тускло светиться. Он видел белые облачка своего дыхания, но ничего такого у нее изо рта не вырывалось, даже когда она говорила.