Сборник лауреатов премии Владимира Набокова. Том 2
Шрифт:
Положив пуговицу в карман, пошёл дальше. Теперь у него появился новый интерес к этому месту. К тому же этот интерес вдохновляло воображение, рисуя старинную монету, пулю… Да мало ли что могло сохраниться в земле. Сюда же примешивались воспоминания: «Ещё мальчишкой он точно так же вышагивал под балконами пятиэтажек в поисках случайной игрушки или другой какой «ценности», упавшей с балкона. После каждая находка обсуждалась на детском совете дворовых сыщиков и определялась лучшая. Но самым важным действом нашей компании считался обмен, где всякий старался
Так, незаметно, по детскому мостику памяти он попал в прошлое своей жизни, где всё представлялось очень далёким. Любая картина минувшего возникала в какой-то дымке, и рассмотреть, а тем более понять, было невозможно. Сплошное мерцание, в котором ничего, кроме бешеного движения, он не различал. Лишь один день неизменно являлся во всей ясности…
Алексей ехал с работы в переполненном троллейбусе и думал о том, что надо бы навестить мать. Потолкавшись в давке, он понял, что придётся проехать остановку, где жила мать. А спустя время и на своей остановке едва вылез из переполненного троллейбуса. Вылез весь помятый и злой. Но, пройдя немного по улице и отдышавшись, пришёл в себя и почти успокоился, пока не увидел свою куртку без пуговицы, выдранной с корнем.
«Сила толпы, ничего не поделаешь…» – с досадой подумал он и замедлил шаг, но тут же почувствовал толчок в спину: «Ну, чего встал?!»
Не оглядываясь, он пошёл дальше, а в уме себе же отвечал: «Да. Я понимаю… Надо идти… Нет! Бежать… В час пик все бегут! Бегут и не успевают… Час пик… Пик безумства, от которого не спасёт даже дом! И там час пик будет смотреть глазами жены прямо в лицо…»
Так и случилось. Только в этот раз он не выдержал взгляда жены, её оскорблений и окончательно устал бороться с безумством двоих. А главное, больше не мог смотреть в испуганные глаза трехлетней дочери: это было выше его сил. И в каком-то исступлении он снял кольцо с пальца и выбросил в окно, затем хлопнул дверью и ушёл из дома.
…И вдруг весь шквал воспоминаний внезапно прервался. Он стоял как вкопанный, а разум отказывался понимать происходящее – прямо у ног лежало на песке кольцо.
Он понимал несоизмеримость прошлого и настоящего. Тогда как можно сдвинуть с мёртвой точки время и оказаться на поверхности песка кольну из прошлого? Пусть в виде знака, символа, но именно в момент духовной напряженности того «часа»? После этого он другими глазами стал смотреть на этот песок, где всякий предмет как будто излучает силу, пережитую в «час пик», – только дотронься.
К деревне Алексей вышел настолько уставшим, что еле плёлся. И если бы не посох, то вряд ли бы добрался до деревни засветло. А в целом походом он был доволен и по деревне шагал уже бодрее. Пройдя по улице мимо нескольких дворов, заметил впереди старичков на скамейке. Было понятно, что они с любопытством дожидаются, когда же он поравняется с ними, чтобы поговорить.
– Что ж ты, добрый человек, ходишь один в болото? – заговорил самый улыбчивый на скамейке.
– Здравствуйте! – поздоровался Алексей и, остановившись, продолжил: –
– Куда же ты мог ещё пойти по этой стороне, как не в болото… – продолжал улыбаться старичок.
– Так и с этой стороны озеро! – подойдя к селянам ближе, ответил Алексей.
– Не скажи! В таких сапожищах летом не ходят купаться! – расположился к разговору ещё один дед.
– Ваша правда! Но был и на озере, только на другой стороне…
– На Вядо, что ль ходил?
– А что такое Вядо?
– Деревня так называлась. Там ещё одна была
– Тупичицы. Обе деревни немцы спалили, а людей расстреляли… Помяни их, Господи! Сначала нашу деревню сожгли, а потом Вядо… Об этом даже в книгах написано.
– Надо же, я и не знал!
– Тогда откуда знаешь тропу на Вядо?
– Так её видно. Правда, не везде, но пройти можно.
– Говоришь, можно… Там и местные не всегда пройдут!
– А по мне, ваше болото не самое топкое. Я видел пострашнее.
– Турист, что ли?
– Да, вроде того.
– А что же ты, турист, памятник на Вядо не заметил?
– Наверное, мимо прошёл. Не видел.
– Ну, ещё увидишь. Его только с воды хорошо видно. Плохо поставили. Поставили так, чтобы не утруждать себя ходьбой… Вылез из лодки, положил венок к памятнику, и за рыбой в деревню… А место расстрела, где надо бы стоять памятнику, давно заросло…
– Молчи, Степан! Не наше это дело! – вступила в разговор осторожная старушка.
– Так-то оно так… И всё же не по-людски это,
– заметно сник Степан.
– А до деревень что там было? – продолжил разговор Алексей.
– От своего деда знаю, что ссыльные там жили, царём сосланные, – опять оживился Степан.
– А мой внук рассказывал – он в Бресте кандидат наук – мол, там с каменными топорами люди жили, а триста годов назад там волость была… Как райцентр по-нынешнему, – говорила уже старушка.
– Ну ты даёшь, Маня!.. Среди болот – райцентр!.. – теперь Степан сдерживал соседку.
– Так это ж когда было, триста годов назад… – пыталась Маня защитить своего учёного внука.
– Одно дело – учёные говорят, а здесь земля – хозяйка: определила она быть здесь болоту, оно и есть! Даже мелиорация не иссушила! А ты – райцентр… Не смеши людей, Маня! Вон милый человек дар речи потерял от наших сказок, – не унимался Степан.
– Почему сказки? Там весь песок усыпан осколками средневековья… – заступился Алексей за Маню.
– Вот-вот! Ещё один, как это – археолог – появился у нас. Смотри, турист, мы присматривать за тобой будем! Там уже искали золото, с приборами приезжали. Сам лодку давал им, – продолжал Степан.
«Дальше можно было предвидеть, о чём пойдёт речь у стариков, – подумал Алексей и, сказав «спасибо» за ценную информацию, отправился домой. – На первый раз информации было более чем достаточно. К тому же и карманы как будто стали тяжелеть, словно все вещи в них вот-вот оживут от услышанного».