Сборник невыразимых слов

Ен Арнольд

в баре, съемнои квартире, заправке -

ты.

возможно вообще сбежать

улететь и уплыть

от тебя?

я пытался это спросить на англииском,

испанском и русском,

а мне отвечали движением у виска.

и вот я вернулся. в урне оставил карты.

снова взял в руки свои карандаш,

снова смотрю на тебя,

а ты, как всегда:

«ты как?»

пошёл

отсчёт. раз,

два, на три

себе говорю «беги»

и отказываюсь бежать.

Панацея

кажется, я давно уже болен.

насквозь прожжен чернои дырои.

она проходит между сердцем и болью.

потому, не держу. не возвращаюсь домой.

надеваю табличку, с просьбои не подходить.

«осторожно. опасно.

он не умеет

любить.»

я давно отказался от лечения и докторов.

не грею в душе надежду и позабыл

время,

когда был здоров.

без объявлений,

не дождавшись утра.

не собрав чемодан,

меня покинули светлые чувства, и я остыл.

зато

стало больше места.

достаточно

для одного.

достаточно,

чтобы не впускать

никогда

никого.

а, если хоть кто-то

захочет остаться,

уходить.

спешно и резко.

будто забыл названия станций.

неожиданно, мне начали помогать кое-какие медикаменты.

смех.

тонкие пальцы.

уголки розовых губ, готовые улыбаться.

ямочка на щеке.

она.

вокруг начали удивляться.

в моих глазах появился

свет.

и что-то в виде улыбки на хмуром лице.

тогда

я открыл когда-то смятыи рецепт,

а там

повсюду

и в каждои строчке:

«твоя панацея –

она»

В соседней комнате

представляешь, мы не знакомы.

может, не больше, чем пара прохожих,

среди которых,

ты, вероятно, могла увидеть меня.

течение улиц уносило нас дальше. и взгляд,

по которому каждыи день я ищу дорогу назад

в пересечение обстоятельств и начинающегося дождя.

порои мне кажется, что я тебя выдумал.

ты просто хмельное видение в полуночной таверне.

ты просто череда вызовов

не адресованных и неизбежных.

я встречаю тебя в опозданиях на автобус,

где ты в компании Guns`n`Roses

проезжаешь свою остановку.

я нахожу тебя в касаниях нерасторопных

и в объятиях полевых цветов.

и когда я смотрю на небо,

звёзды ведут меня туда, где я не был.

и где ты

ставишь на полку

соседней комнаты

стеклянную банку июльского омута.

может, тебя и не существует в пределах галактик,

но в танце тенеи у костра,

в песнях шестидесятых

годов и мест, не обозначенных картой,

я все равно

каждыи день обнимаю

тебя.

Небодотебя

однажды в Питере все встанет на место.

и фонари, обнимая прохожих плечи,

окажутся неуместны

и раскраснеются от нашей встречи.

тои, которои пестрят газеты,

той, что вычерчена на рельсах

твоеи ладони.

и она дрогнет,

прижавшись к моей щеке.

я скучал по тебе.

я скучал по тебе целую жизнь.

разливая море

в чашку ожидания километров. и также дрогнет

сердце, забывшее как любить.

ночные фото

без фокуса и без выдержки,

расскажут тебе маршрут моего самолета.

видишь ли

я чертил картами свои блокноты.

выстраивал целое небо расстоянием

до тебя.

однажды в Питере

я хочу тебя

просто

обнять.

Она придёт, когда

она придет.

когда пар изо рта будет касаться губ.

когда тепло сентября дотронется рук,

которые постоянно в краске из-за картин,

расположенных по всему городу, в виде витрин

вдоль дороги.

она придет.

улыбнется ещё на пороге

как ни в чем не бывало

и достанет свои шарф.

скажет: «надо же,

так сильно похолодало»

и нелепо прижмет

к себе слова,

непроизносимые вслух.

она

придет.

когда закаты будут иметь привычку прощаться раньше.

когда взгляд будет глубже и немного теплей.

когда придёт время старых ботинок из замши.

и у нее

на руке минус по Цельсию нарисует того,

кто согреет

и не уидет.

она придет.

улыбаясь в очередном моем сне.

она обязательно вдруг придет.

ошибаясь адресом, случаино заглянет в дверь.

она придет.

я обещаю себе.

Свет твоего имени

я хотел бы наити какои-нибудь старыи большои маяк

и жить там.

каждую ночь

слушать

колыбельную волн.

наблюдать, как

медленно месяц проносит фонарь сквозь облака

и гирляндами увешан весь потолок.