Сборник о спелеологии
Шрифт:
Он слелал несколько шагов назад к своему чудовищному рюкзаку. Будто летел! Ноги подпрыгивали, освобожденные от давящей тяжести. Вот ведь, а? Данька - мог бы - пустился в пляс. Что - взяла? То-то. Перева-ал!
Ладно. Дальше-то что? Он в раздумьи замер, уставясь на дорогу, и тень окорно замерла у его ног.Здесь, на перевале, было прохладнее, и ветерок, налетая, ворошил листву и разом просохшие данькины волосы. Ой, как все болит! Ничего. Сейчас он оклемается и пойдет вниз. Все же девчата там. Интересно, какой получился отрыв?
Данька вдруг ясно-ясно представил ее прозрачные
Он ничего не скажет. Он подойдет, молча возьмет у нее рюкзак, молча потянет гору. А она... Она будет идти и мучиться. Потому что с каждым шагом будет приближаться перевал. Вот так.
– Раскатал губищу!
– Данька весело усмехнулся.
Шутки - шутками, а время идти. Может, и правда, кому помочь надо. Все-таки перева-ал! Яман-тау. Хм! Я мотаю... Пора двигать.
Данька косо глянул на свою тень.
– Ну? Че разлеглась? Че-ча-ко!
1981-1894 год
ПАЧКА ЧАЯ.
==============
Ах, доpогами, доpогами
Уходили мы домой.
Оставляя непpоглоченным
В гоpле гоpечи комок.
Оставляя недокуpенной
Гоpстку с кpошками махpы.
Оставляя след запутанный
От гоpы и до гоpы.
"Сумганская баллада"
Мы вышли с фермы только часам к двум. Да мы и не ставили себе больших задач. Ночевать решили на ташильгане, чтобы на следующий день уйти через перевалы в Сергушкино.
Нас было трое, и мы были сухие и звонкие, как березовые полешки, которыми в то утро мы в последний раз затопили печку старенькой избушки на Сумгане. Месяц экспедиции выжал из нас все: начиная с веса и кончая силами.
Нас оставалось трое, ребят давно уехали в город, а вот тепрь уходили и мы. И было немного грустно, потому что за этот месяц, выход из Пропасти на непостижимо меняющуюся за время нашего отсутствия Землю, мы привыкли видеть все это: посеревшие нахохленные домики фермы среди расхристанных покосившихся загонов, ручеек под ними, выступившие из полегшей травы белые скалы и карры вдоль тропы. И раздвоенную, будто распятую на фоне дождливого неба, сосну над фермой. А еще выше, в туманно олумгле - курчавящиеся далекими лесами хребты.
Мы уходили, а урочище все также таинственно хмурилось нам вслед. И где-то лева, вон - пойти по логу - остался Кутук-Сумган, наша Пропасть. Две недели провели мы в его недрах, в хаосе величественного мрачного мира, имя которому - Пещера, пытаясь разобраться в нем, проникнуть в самое сокровенное. Две недели подземной жизни, поиска, риска и тяжелейшей работы. Но Пропасть не сдалась и на этот раз. И вот мы уходим, а чудовищное жерло Пропасти все также бесстрыстно смотрит в бегущие над ним и над нами облака. Как смотрит, наверно, и сейчас...
До свиданья. Мы еще вернемся.
Дорога вела нас через просторные поляны, уже присыпанные тонким снежком. Но был только конец сентября, и травинки н хотели сдаваться то тут, то там пробивались сквозь снег. Мы шли совсем недолго, а рюкзаки уже начинали давить плечи. И это несмотря на то, что акваланги и часть снаряжения - килограммов сто тридцать, пришлось оставить в тайнике около фермы. Даже будь мы не так выжаты экспедицией, нам
Да и оставшегося хватило, чтобы уже на первом подъеме тонко, тягуче заныли ноги и спины. Мы слишком устали за эту экспедицию. Но идти было надо, и мы уже разматывали не первый километр, когда солнце, весь день прятавшееся за тучами, начало садиться за горизонт.
Пошел снег. Невесомый, густой, он кружился над березовыми перелесками, засыпая непокорно зеленую траву. Это было красиво и грустно.
И вдруг с далекого горизонта в узкую щель под облаками ударило солнце. Оранжевое, золотое, алое - все перемешалось в его олепительных, низко стелющихся над землей, лучах.
Мы оторопело замерли, не в силах объять эту красоту. Снег все летел, плотно, густо, а сквозь его ватную круговерть алыми спицами настилом било солнце.
Потом на нас нашло безумие. И позабыв про двухпудовые мешки, мы кричали и кружились, такие же невесомые, как эти снежные вихри. Мы бли счастливы, как дети. Мы так давно не видели Солнца в своих подземных лагерях, а после - в пасмурных днях на пропитанной дождями Земле.
* * *
Потом м шли по лесной дороге, - сумерки догнали нас, а в глазах все стояло нечаянное чудо снега и солнца, налетевшее и также вдруг умчавшееся, словно в далекую сказочную страну.
Мы шли по лесной дороге, и постепенно земные заботы снова овладевали нами, потому что надвигалась ночь, а у нас не осталось ни грамма сахара и ни одного сухаря. Лишь несколько банок кильки да тщательно собранная в мешочек мелкая, как пыль, сухарная крошка.
И еще - пачка чая, чудом уцелевшая в глубине рюкзака: большая пачка индийского "со слоном". А впереди была ночь, день ходьбы через превалы и, может быть, еще одна ночь.
* * *
На Ташильгане оказалось полно народу: пастухи, ветеринары, еще кто-то с отдаленных ферм. Под навесом уютно фыркали и шелестели соломой расседланные кони, и нам не мгновение снова стало грустно. Все-таки мы здорово рассчитывали провести эту ночь в тепле.
Но оказалось, что мы рано расстраивались. Бродя по здешним горам, мы уже не раз убеждались в гостеприимности и доброжелательности местных людей. Их жизнь, также как и наша сейчас, был лишена городских условностей и предрссудков. Нас приняли, как своих, и когда мы, отводя глаза от давно не виденного хлеба, полезли в рюкзаки за консервами, нас без лишних слов усадили к общему столу.
Потом в полутьме, разгоняемой лишь притушенной соляровой лампой, курили все вместе ароматную махорку, слушали сквозь налетающие волны сна гортанные башкирские фразы.
Спали кто на чем, густо, в повалку. Какая разница? Главное - в тепле.
* * *
Пастухи встают рано, и утром, чуть свет, мы уже шагали по хрустящей ледком взявшейся за ночь дороге, унося с собой тихую благодарность к людям, встретившим нас вчера, совершенно незнакомых, накормили, а сегодня дали в дорогу целую четверть - четверть!
– круглого душистого хлеба. Ледок весело хрустел под ногами, и мы спешили пройти как можно больше, пока накатывающийся день не растопил его звонкую корочку в слякотную дорожную глину.