Сборник о спелеологии
Шрифт:
Данька тоскливо огляделся. Бурая глина дороги не радовала глаз. Как же, сядешь! Эта трехпудовая глина за плечами так и припаяет к земле. Хоть плачь, а одному не подняться. И тогда все. Тогда конец этой немыслимой гонке. Может, все-таки сесть?
Согнувшись, он уперся локтями в колени, осторожно перевалил вес на спину. Ноги тихонько заныли, зато удалось свободнее вздохнуть, расправить налившиеся болью плечи. Уф!
Отдыхая, Данька тупо уставился на свою черную бесформенную тень. Рюкзак на ножках! Дурак. Чего он ввязался?
Он вдруг очень отчетливо вспомнил первый день экспедиции. Не весь, конечно. Это только в книжках пишут: "Он вспомнил всю свою жизнь!" Попробуй, вспомни.
Так что сейчас Данька с удивительной четкостью вспомнил только ее глаза. Черненые ресницами, будто подкрашенные - с колкой иронией, даже насмешечкой такой. Позавчера это было, на первой ночевке.
– Геро-ои!
– растягивая слова, Нелка явно подначивала.
– Тита-аны! Сто двадцать фунтов для них - тьфу!
– Ну и что? Полста килограммов, - Юрка, еще более квадратный в своей грубой штормовке, цедил чай из эмалированной кружки, сплевывая сквозь зубы "нифеля".
– Джек Лондон, это конечно. Мне вот отец рассказывал, они на Камчатке...
– Оте-ец!
– Нелка скривила блестящие губы, прищурилась.
– Чего ж сегодня сюда-то ползли - дохли? Чай, и мешки не камчатские, и перевал - не Чилкут!
Данька невольно нахмурился. Нелка нравилась ему, но чего она взъелась? Конечно. Шли они с Юркой сегодня неважно. Прямо скажем. Так ведь и не они одни. Кое-кто так и вообще еле плелся.
Данька вспомнил, как тогда еще внутренне усмехнулся. Па-адумаешь! Ну не сто фунтов в рюкзаке. Была нужда спину ломать! Послушать Нелку, так это они с Юркой во всем виноваты. Ночевать группа сегодня должна была под перевалом. По плану. Ну, не дошли, сдохли. Стреляться теперь?
– Че ты шумишь?
– Данька смотрел на нелкины белые ровные зубы. Играют - аж светятся!
– Че шуметь-то теперь? Всяко бывает. Не вошлись еще. Последний день, что-ли? Догоним неспеша.
– О!
– Нелка крутнулась н чурбачке, уставила в него колючий взгляд.
– И этот туда же. Чечако, понимаешь!
– Нелик!
– Володя, руководитель их группы, примирительно улыбался.
– Че-ча-ко!
Данька выставил вперед худую челюсть, презрительно протянул:
– Па-адумаешь!
– Вот-вот, - Нелка пробуравила его насмешливым взглядом.
– Ты не "чекай", ты туда посмотри. Во-он горочка!
Данька невольно глянул в ту сторону, где за ближними увалами синел лесистый хребет.
– Па-адумаешь!
– Поглядим, - Нелка неожиданно уронила взгляд, будто занавесилась ресницами.
– Все вы смелые... на словах. На перевале посмотрим.
* * *
– Че она?
– Данька застегнул полог палатки.
– Она чего, всегда такая бешеная?
– Не-е, - Юра, устраиваясь, шуршал спальным мешком.
–
– Да я и не беру, - Данька с наслаждением распрямил в мешке гудящие ноги.
– Ты-то чего молчал? Сам же начал - "мили", "фунты"...
– А что с ней говорить, - Юра вжикнул замком "молния".
– У нее бзик на этой почве. Считает, что мы, мужики то есть, мельчаем нынче. Феминизируем. Да ты сам слышал.
– Да? А я так наоборот считаю. Мы прошлый год на соревнованиях в Питере были, в Эрмитаж ходили. Я Рыцарский зал помню. Ну и мелочь же были сеньоры! По плечо все, не выше...
– Так то акселерация, - Юра громко зевнул.
– Акселерация плюс феминизация всей страны. Понял? Спать давай. Нелка в одном права. Первальчик-то суровенький будет. Я так чувствую, что завтра мы на него тоже не взойдем. Яман-тау.
– Чего?
– Ну, страшный, что-ли. Это по-здешнему. Плохая гора.
Данька понимающе хмыкнул. Все тело ныло. Устали они сегодня. Всю ночь, почитай, промаялись в поезде. Какой сон в общем вагоне? Хорошо, уехали еще. Потом автобус. Не ели толком. Какие тут рекорды?
А все-таки здорово! Юрка молодец, что затащил его в эту экспедицию. Ну что бы он делал сейчас дома? В лучшем случае валялся бы на пляже. Каникулы!
* * *
Данька шевельнул запекшимися губами.
– Кретин, - вслух сказал он.
– Вот тебе каникулы. Нашел развлечение?
... Они только что сдали последний экзамен на третьем курсе. Отстрелялись. И всей группой двинули в парк за Яузу - по пиву. А вечером в общежитие заскочил Юрка. Успел сбегать домой - москвич, хорошо ему! Впрочем, сам Юра так не считал, завидуя обшежитской вольнице.
Так вот тогда-то он и обмолвился об экспедиции. Данька машинально переспросил. Юрка ответил. Дальше больше. Агитатор из Юрки получился б отменный. Поедем, говорит. Пару неделек пошатаемся. Что дома-то делать? Пещеры посмотрим. Ребята там - что надо, девочки.
Раньше Данька в оходы не ходил. Велосипедом занимался. Сборы, тренировки, соревнования. А тут вдруг решил - поеду! Пару недель в экспедиции, а потом домой. И то сказать, в пещерах ни разу не был...
Данька качнулся вперед, тень на дороге дернулась, поплыла по прошлогодней хвое. Сердце, вроде, притихло. Ну, пошли!
Низко согнувшись, Данька полез на очередной бугор.
Эта тень! Невесомая клякса. Снова, набухая, подступили к глазам солнечные пятна.
...Как шоссе. И та же скрюченная тень, и жажда, и подступающая вдруг немощь. Шоссе. И он в отрыве. скорость, правда, поменьше...
Данька криво усмехнулся. Хотел сплюнуть густую слюну, но не стал. Тренер всегда говорил: не плюйся, не верблюд. Береги влагу.
Не слюна - пластилин.
Данька трудно сглотнул под шаг, дыхание не сбил. Хорошо.