Сборник "Пендергаст". Компиляция. Книги 1-18"

Престон Дуглас

— На первый взгляд они кажутся абсолютно нормальными. — Марго выпрямилась и повернулась к д’Агосте. — Если не считать омолаживающего эффекта, то препарат, видимо, главным образом оказывает влияние не на морфологию, а на поведение животного. По крайней мере у данного вида. Пока еще преждевременно утверждать с полной определенностью, но, похоже, Каваките удалось усмирить препарат.

— Да, — согласился д’Агоста. — Но для него это было уже слишком поздно.

— Вот это меня и поражает больше всего, — сказала Марго. — Кавакита, судя по всему, начал

принимать препарат до того, как была достигнута нужная фаза. Почему он так рисковал, испытывая наркотик на себе? Даже испытав препарат на других, нельзя быть до конца уверенным в его безопасности. Поспешность всегда была чужда его натуре.

— Самомнение, — подсказал д’Агоста.

— Самомнение не объясняет причин, в силу которых человек превращает себя в морскую свинку. Кавакита был ученым осторожным почти до неприличия. Подобные действия совершенно не в его характере.

— Наркоманом может стать любой, — заметил д’Агоста. — Мне постоянно приходится с этим сталкиваться. Врачи. Медицинские сестры. Даже офицеры полиции.

— Возможно, — не очень убежденно согласилась Марго. — Однако продолжим. Вот здесь находятся зараженные вирусом бактерии и одноклеточные. Как ни странно, но испытания на них дали негативный эффект. Для всех видов, кроме одного.

Она открыла термостат и извлекла из него поднос, уставленный рядами чашек Петри, покрытых пленкой пурпурного агара. Глянцевые, размером в десятицентовую монету пятна на поверхности агара представляли собой растущие колонии одноклеточных.

Марго взяла одну из чашечек:

— Этоb. meresgrii — одноклеточное существо, обитающее в прибрежных океанских водах на листьях бурых водорослей и некоторых других водяных растений. В обычных условиях питается планктоном. Я использовала это одноклеточное потому, что оно исключительно спокойно и в то же время весьма чувствительно ко многим химическим веществам.

Проволочной петелькой Марго осторожно провела по колонии одноклеточных, мазнула по стеклышку, поместила его под линзу микроскопа, отрегулировала фокусировку и отступила в сторону, чтобы мог взглянуть д’Агоста.

Лейтенант прильнул к окуляру, но вначале ничего не увидел. Затем на решетчатом фоне он заметил изрядное количество круглых прозрачных пузырьков, отчаянно размахивающих своими жгутиками.

— Вы сказали, что оно ведет себя спокойно, — заметил лейтенант, не отрывая глаза от окуляра.

— Как правило, да.

Неожиданно д’Агоста понял, что безумное движение вовсе не носит случайный характер. Создания нападали одно на другое, разрывая друг у друга оболочку и припадая к образовавшимся разрывам.

— Вы сказали, что они ограничивают свою диету планктоном.

— Повторяю: как правило, да. Вам страшно, правда?

— Вы это точно подметили, — сказал, выпрямляясь, д’Агоста. Он был потрясен тем, что чудовищная ярость этих крошечных существ смогла вызвать у него чувство беспокойства.

— Я так и думала, что вам будет интересно это увидеть. — Марго подошла

к микроскопу и прильнула к окуляру. — Потому что, если они намерены…

Она замолчала и замерла.

— В чем дело? — спросил д’Агоста.

Марго молчала.

— Странно, — пробормотала она наконец и обернулась к лаборантке: — Джен, не могла бы ты капнуть на эти экземпляры эозинофилами? И кроме того, постарайся радиоактивным трейсером выявить среди них первоначальных членов колонии.

Жестом попросив д’Агосту подождать, Марго помогла Джен подготовить трейсер и поместила образцы под объективы бинокуляра. Д’Агосте казалось, что прошла уже целая вечность. Наконец Марго выпрямилась, быстро записала что-то в блокнот и снова прильнула к окулярам. Д’Агоста слышал, как она что-то подсчитывает, негромко бормоча себе под нос.

— Продолжительность жизни этих одноклеточных, — в конце концов сказала она, — обычно не превышает шестнадцати часов. Эти же находятся здесь тридцать шесть часов. B. meresgrii, находясь в термостате при температуре тридцати семи градусов по Цельсию, делятся каждые восемь часов. Следовательно, — она показала на дифференциальное уравнение в записной книжке, — через тридцать шесть часов отношение мертвых одноклеточных к живым должно составить семь к девяти.

— И?.. — спросил д’Агоста.

— Я только что провела грубый подсчет и обнаружила, что соотношение между живыми и мертвыми наполовину меньше.

— И это означает?..

— Одно из двух. B. meresgrii либо делятся не с той скоростью, либо…

Она опять уткнулась в микроскоп, и до д’Агосты снова донеслось бормотание. На сей раз Марго выпрямилась значительно медленнее.

— Скорость деления нормальная, — совсем тихо произнесла она.

— И это означает?.. — спросил лейтенант, теребя сигару в нагрудном кармане.

— Что продолжительность жизни увеличилась на пятьдесят процентов.

Д’Агоста некоторое время молча смотрел на нее, а затем негромко сказал:

— Вот вам и мотив, объясняющий поступки Кавакиты.

Кто-то негромко постучал в дверь. Прежде чем Марго успела что-либо сказать, дверь открылась и в лабораторию скользнул Пендергаст, кивая на ходу им обоим. Он снова был в своем великолепном черном костюме, а его лицо, хотя и несколько утомленное, ничем не выдавало того, что спецагент вернулся из подземных странствий. Лишь над левой бровью виднелась небольшая царапина.

— Пендергаст! — воскликнул д’Агоста. — Почти вовремя!

— Само собой, — ответил агент. — У меня было предчувствие, что я найду вас, Винсент, именно здесь. Прошу извинить, что я столь долго не давал о себе знать. Путешествие оказалось несколько более утомительным и сложным, нежели я предполагал. Конечно, я мог представить доклад о моих встречах получасом раньше, но пришел к выводу, что душ и смена платья совершенно необходимы.

— Встречах? — переспросила Марго. — Следовательно, вы их видели?