Сборник рассказов и повестей.
Шрифт:
– Двадцать, - сказал Лихошерст.
– Ну Валера, ну не продается, пойми ты…
– Двадцать пять.
– Валера… - простонал Мосин.
– Тридцать, черт тебя дери!
– Да откуда у тебя тридцать рублей?
– попытался урезонить его Мосин.
– Ты вчера у Баранова трешку до получки занял.
– Тридцать пять!
– Лихошерст был невменяем.
Мосин испугался.
– Тебя жена убьет! Зачем тебе эта штука?
Лихошерст долго и нехорошо молчал. Наконец процедил:
– Мне бы только принцип понять… - Он уже скорее обнюхивал
– Идиоты! На любую др-рянь лепят фирменные лычки, а тут - даже запрос не пошлешь! Что за фирма? Чье производство?
– Валера, - проникновенно сказал Мосин.
– Я пошутил насчет зажигалки. Это не мой нож. Но я могу достать такой же, - поспешил он добавить, видя, как изменился в лице инженер-конструктор.
– Зайди завтра, а?
– Мосин, - сказал Лихошерст.
– Ты знаешь, что тебя ждет, если наколешь?
Мосин заверил, что знает, и с большим трудом удалил Лихошерста из лаборатории. Ну и денек! Теперь - хочешь не хочешь - надо идти к Тохе и добывать еще один. Или отдавать этот. Конечно, не за тридцать рублей - Мосин еще не настолько утратил совести, чтобы наживаться на Лихошерсте… Рублей за пятнадцать, не больше.
Перед тем, как пролезть в пролом, Мосин тщательно его осмотрел и пришел к выводу, что дыра выглядит вполне надежно. Не похоже, чтобы она могла когда-нибудь закрыться.
Киношники толпились возле избы. Тоха стоял на старинной медной пушке и озирал окрестности. Мосин подошел поближе.
– Где пироскаф?
– потрясая растопыренными пальцами, вопрошал Денис Давыдов.
– Мы же без него начать не можем!
– Сегодня должны пригнать, - сообщил Мосин, вспомнив ночной разговор.
– Летит!
– заорал Тоха.
Послышалось отдаленное тарахтенье, и все обернулись на звук. Низко над пустырем летел аэроплан. Не самолет, а именно аэроплан, полотняный и перепончатый. Мосин неверно определил границы невежества потомков. Границы эти были гораздо шире. Хотя - аэроплан мог залететь и из другого фильма.
Полотняный птеродактиль подпрыгнул на четырех велосипедных колесах и под ликующие вопли киношников, поскрипывая и постанывая, въехал на съемочную площадку. Уже не было никакого сомнения, что летательный аппарат прибыл по адресу: из сплетения тросов и распорок выглядывала круглая физиономия с бармалейскими усами. Пилот был в кивере.
Этого Мосин вынести не смог и направился к Денису, которого, честно говоря, немного побаивался: уж больно тот был велик - этакий гусар-баскетболист.
– Аэроплан-то здесь при чем?
– Аэроплан?
– удивился Денис.
– Где?
Странно он все-таки выглядел. Лихие черные усищи в сочетании с нежным юношеским румянцем производили совершенно дикое впечатление.
– Вот эта штука, - раздельно произнес Сергей, - называется аэроплан.
Денис был озадачен.
– А пироскаф тогда что такое?
– туповато спросил он.
Что
Тем временем круглолицый субъект с бармалейскими усами успел выпутаться из аппарата и спрыгнул на землю, придерживая, как планшетку, все тот же топор на портупее.
– Похож?
– торжествующе спросил аэрогусар.
– До ангстрема!
– подтвердил Денис.
– На что похож?
– возмутился Мосин.
– Не было тогда аэропланов!
Гусары переглянулись.
– А почему тогда эскадрон называется летучим?
– задал контр-вопрос Давыдов.
– Сейчас объясню, - зловеще пообещал Сергей.
Тут он им и выдал! За все сразу. И за топор, и за портупею. Вытряхнул на них все сведения, почерпнутые вчера из книги Тарле "Наполеон", вплоть до красочного пересказа отрывка из мемуаров настоящего Д.Давыдова о кавалерийской атаке на французское каре.
Гусары пришли в замешательство. Денис оглянулся на окружившую их толпу и понял, что пора спасать авторитет.
– Это ведь не я придумал, - терпеливо, как ребенку, начал он втолковывать Мосину.
– Так компендий говорит.
– Кто такой Компедий?
– пренебрежительно поинтересовался Мосин и вздрогнул от массового хохота.
На шум из избы выскочили еще трое. Им объясняли, что секунду назад Сергей блистательно срезал Дениса. Одной фразой.
– Тоха! Григ!
– метался униженный Денис.
– У кого компендий? Да прекратите же!
Ему передали крохотный - вроде бы стеклянный - кубик и прямоугольную пластину. Денис загнал в нее кубик и принялся трогать кнопки. На пластине замелькали рисунки и тексты. Наконец он нашел, что искал.
– Аэроплан, - упавшим голосом прочел Денис.
– А ты говорил "пироскаф", - упрекнул он гусара-авиатора.
– А век не указан, - победно заявил он Мосину.
Началась полемика, смахивающая на рукопашную. Давыдов повел себя подло. Вместо того чтобы возражать по существу, он придрался к формальной стороне дела, заявив, что Мосин - неясно кто, непонятно откуда взялся и вообще не имеет права находиться на территории.
– Кто это не имеет?
– кричал Тоха.
– Мы ему допуск дали!
– Кто это "мы"?
– Мы - это я.
– А как это ты мог дать ему допуск?
– Я дал ему допуск условно.
– А условно - недействительно.
– Это почему же недействительно?…
Поначалу Мосин забеспокоился, как бы его в самом деле не выставили, но, заметив, что Денис с аэрогусаром остались в меньшинстве, сделал вид, что спор его совершенно не трогает, и занялся аэропланом.
Этажерка, насколько он мог судить, была скопирована здорово, только вместо мотора имела тяжеленную на вид болванку, которая на поверку оказалась полой. Внутри металлической скорлупы на вал винта был насажен круглый моторчик. Из вала под прямым углом торчал гибкий стержень, который при вращении должен был ударять по небольшому чурбачку, производя тарахтение, необходимое для полного счастья. А сам моторчик, видимо, работал бесшумно.