Сборник рассказов и повестей.
Шрифт:
– Леха… - недовольно повторили за дверью.
– Знаем мы таких Лех… А ну заругайся!
– Чего?
– не понял тот.
– Заругайся, говорю!
– Да иди ты!… - рассвирепев, заорал Алексей.
– Котелок ты клепаный! К нему как к человеку пришли, а он!…
Леха плюнул, вскинул на плечо ледобур и хотел уже было сбежать с крыльца, как вдруг за дверью загремел засов и голос Петра проговорил торопливо:
– Слышь… Я сейчас дверь приотворю, а ты давай входи, только по-быстрому…
Дверь
– Чего это ты?
– пораженно спросил Леха.
– Запил - и ворота запер?… А баба где?
– Баба?
– В темноте посопели.
– На хутор ушла… К матери…
– А-а… - понимающе протянул мало что понявший Леха.
– А я вот мимо шел - дай, думаю, зайду… Веришь, за пять лет вторая рыбалка такая… Ну не берет ни на что, и все тут…
– Ночевать хочешь?
– сообразительный в любом состоянии, спросил Петро.
– Да как… - Леха смутился.
– Вижу: к поезду не успеваю, а на станции утра ждать - тоже, сам понимаешь…
– Ну заходь… - как-то не по-доброму радостно разрешил Петро и, хрустнув в темноте ревматическими суставами, плоскостопо протопал в хату. Леха двинулся за ним и тут же лобызнулся с косяком - аж зубы лязгнули.
– Да что ж у тебя так темно-то?!
Действительно, в доме вместо полагающихся вечерних сумерек стояла все та же кромешная чернота, что и в сенях.
– Сейчас-сейчас… - бормотал где-то неподалеку Петро.
– Свечку запалим, посветлей будет…
– Провода оборвало?
– поинтересовался Леха, скидывая наугад рюкзак и ледобур.
– Так, вроде, ветра не было…
Вместо ответа Петро чиркнул спичкой и затеплил свечу. Масляно-желтый огонек задышал, подрос и явил хозяина хаты во всей его красе. Коренастый угрюмый Петро и при дневном-то освещении выглядел диковато, а уж теперь, при свечке, он и вовсе напоминал небритого и озабоченного упыря.
Леха стянул мокрую шапку и огляделся. Разгром в хате был ужасающий. Окно завешено байковым одеялом, в углу - толстая, как виселица, рукоять знаменитого черпака, которым Петро всю зиму греб мотыль на продажу. Видимо, баба ушла на хутор к матери не сегодня и не вчера.
Размотав бечевки, Леха снял с валенок целлофановые пакеты, а сами валенки определил вместе с шапкой к печке - сушиться. Туда же отправил и ватник. Хозяин тем временем слазил под стол и извлек оттуда две трехлитровые банки: одну - с огурцами, другую - известно с чем. Та, что известно с чем, была уже опорожнена на четверть.
– Спятил?
– сказал Леха.
– Куда столько? Стаканчик приму для сугреву - и все, и прилягу…
– Приляжь-приляжь… - ухмыляясь, бормотал Петро.
– Где приляжешь, там и вскочишь… А то что ж я:
"Горячка у него, что ли?" - с неудовольствием подумал Леха и, подхватив с пола рюкзак, отнес в сени, на холод. Возвращаясь, машинально щелкнул выключателем.
Вспыхнуло электричество.
– Потуши!
– испуганно закричал Петро. Белки его дико выкаченных глаз были подернуты кровавыми прожилками.
Леха опешил и выключил, спорить не стал. Какая ему, в конце концов, разница! Ночевать пустили - и ладно…
– Ишь, раздухарился… - бормотал Петро, наполняя всклень два некрупных граненых стаканчика.
– Светом щелкает…
Решив ничему больше не удивляться, Алексей подсел к столу и выловил ложкой огурец.
– Давай, Леха, - с неожиданным надрывом сказал хозяин. Глаза - неподвижные, в зрачках - по свечке.
– Дерябнем для храбрости…
Почему для храбрости, Леха не уразумел. Дерябнули. Первач был убойной силы. Пока Алексей давился огурцом, Петро успел разлить по второй. В ответ на протестующее мычание гостя сказал, насупившись:
– Ничего-ничего… Сейчас сало принесу…
Привстал с табуретки и снова сел, хрустнув суставами особенно громко.
– Идет… - плачуще проговорил он.
– Ну точно - идет… Углядел-таки… Надо тебе было включать!…
– Кто?
Петро не ответил - слушал, что происходит снаружи.
– На крыльцо подымается… - сообщил он хриплым шепотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.
– Открыть?
Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота сорвалась струйкой по виску и увязла в щетине.
– Я те открою!… - придушенно пригрозил он.
Кто-то потоптался на крыльце, еще раз потрогал щеколду, потом сошел вниз и сделал несколько шагов по хрупкому, подмерзшему к ночи снегу. Остановился у занавешенного одеялом окна.
– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!… - раздался откуда-то из-под земли низкий с подвыванием голос.
Леха подскочил, свалил стаканчик, едва не опрокинул свечку.
– Что это?!
Петро молчал, бессмысленно уставясь на растекшуюся по клеенке жидкость. Губы его беззвучно шевелились.
– Чего льешь-то!… - мрачно выговорил он наконец.
– Добро переводишь…
– Отда-ай мою паса-адочную но-огу-у!… - еще жутче провыло из печки.
Леха слетел с табурета и схватил ледобур.
– Да сиди ты… - буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трехлитровой банки.
– Ничего он нам не сделает… Прав не имеет, понял?… Так, попугает чуток…
Ничего не понимающий Леха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.
– Сейчас сбросит… - с содроганием предупредил Петро. Лехин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.