Сборник рассказов и повестей.
Шрифт:
– Чего показывай? Чего показывай?
– Ногу показывай!…
То и дело оглядываясь, Петро протопал к разгромленной двуспальной кровати в углу и, заворотив перину у стены, извлек из-под нее матовую полутораметровую трубу с вихляющимся полированным набалдашником.
– Только, слышь, в руки не дам, - предупредил он, глядя исподлобья.
– Смотреть - смотри, а руками не лапай!
– Ну и на кой она тебе?
– Да ты что!
– Петро даже обиделся.
– Она ж раздвижная! Гля!
С изрядной ловкостью
– На двенадцать метров вытягивается!
– взахлеб объяснял Петро.
– И главное - легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора - это ж сколько мотыля намыть можно! Семьдесят пять копеек коробок!…
Леха оглянулся. В окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеенку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.
– Какой мотыль?
– закричал Леха.
– Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!
Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав в голову плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.
– Слушай, - сказал Леха.
– А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!… А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?
Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.
– Гнуться будет… - выдавил он наконец.
– Конечно, будет!
– рявкнул Леха.
– Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!
Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба - на коленях.
– До белой горячки ведь допьешься, - сказал Леха.
Петро замычал, раскачиваясь.
– Пропадешь! Один ведь остался! Баба - ушла! Уркан - на что уж скотина тупая!
– и тот…
Петро поднял искаженное мукой лицо.
– А не врешь?
– Это насчет чего?
– опешил Леха.
– Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…
– Да вот чтоб мне провалиться!
Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.
– Сейчас пойду дверь открою!
– пригрозил Леха.
– Будешь тогда не со мной - будешь тогда с ним разговаривать!
Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.
– На, подавись! Крохобор!
Снова лязгнул засов, и Петро с безумными глазами возник на пороге. Пошатываясь, подошел к табуретке. Сел. Потом застонал и с маху треснул кулаком по столешнице. Банка, свечка, стаканчики - все подпрыгнуло. Скрипнув зубами, уронил голову на кулак.
Леха лихорадочно протирал стекло. В светлом от луны дворе маленький инопланетянин поднял посадочную ногу и, бережно обтерев ее лягушачьими
Калитка закрылась, брякнув ржавой щеколдой. Петро за столом оторвал тяжелый лоб от кулака, приподнял голову.
– Слышь… - с болью в голосе позвал он.
– Только ты это… Смотри не обмани. Обещал склепать - склепай… И чтобы раздвигалась… Чтобы на двенадцать метров…
Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
ПОЛДЕНЬ. XX ВЕК
Небо - точь-в-точь как на потолочной розетке какого-нибудь старого вокзала: обширная пролысина голубизны, обрамленная ненатурально кудрявыми облаками. Вот-вот начнут мерещиться гигантские бледные фигуры рабочих, колхозниц и пионеров, устремленные головами к зениту. Жарко. Теней нет. Ветра тоже. Пыль такая, что можно зачерпнуть кружкой и осторожно во что-нибудь перелить. Все раскалено до последней степени.
Придавленное зноем кирпичное беленое строение с деревянным тамбуром. Сельский магазинчик. Внутри - не то чтобы прохладнее, но во всяком случае темнее. С низкого потолка - все в мухах - свешиваются липучки. Две женщины, купив по буханке хлеба, по килограмму макарон и по кульку пряников, обсуждают, что бы еще купить. Дедок в пиджачке и с палочкой балакает с разморенной продавщицей.
Улица лежит пустая. И вдруг из какого-то бокового ее отростка шуршащим змеиным прыжком выкатывается нечто чудовищное. Ночной кошмар технократа. Светлые траки льются, почти не вздымая пыли. Оно буквально съедает пространство, оно поводит какими-то усиками и щупиками, оно грозно щетинится установками не совсем понятного, но явно оборонного назначения.
Вот один из усиков засек что-то весьма важное, и гусеничное серо-зеленое страшилище слегка меняет курс. Оно осаживает возле магазина, само размером с магазин.
Все покупатели наклоняются к низкому квадратному окну.
– Йех!
– говорит одна из женщин.
– Гля, что приехало!
Женщины и дедок выбираются из деревянного тамбура наружу. Машина приходит и сильное волнение и принимается наставлять на них то один щупик, то другой.
– Так это эти… - говорит дедок.
– С-под Мазановки. Маневры у них, стало быть…
Машина беспокойно шарит антеннами, издавая время от времени нетерпеливое гудение.
– Мань, а Мань!
– кличет дедок.
– К тебе ведь…
Из деревянного тамбура показывается продавщица. Стоит ей ступить за порог, как все усики, щупики и объективы обращаются в ее сторону. Затем грозная боевая техника приходит в движение. Массивная металлическая ферма совершает замедленный кувырок с проворотом, так что перед попятившейся продавщицей оказывается некая выемка. И в выемке этой лежит червонец.