Сборник статей

Нойманн Эрих

Судьба еврейской нации - это судьба Европы, падение Витебска - это падение Парижа, а Вечный жид - это скитающиеся бесчисленные миллионы людей, лишившихся корней, христиан и евреев, нацистов и коммунистов, евро­пейцев и китайцев, сирот и убийц. Миграция индивидуумов, бесконечное бегство из бескрайних пространств Азии в Ев­ропу, а оттуда - в Америку, бесконечный поток трансфор­мации, глубина которого неизмерима, а цель и направление неопределимы. Но из этого хаоса и катастрофы встает неожиданно величественное вечное, вековое и, в то же самое время, абсолютно новое. Таинственный свет приро­ды, божественный нимб Шекины, утешающий и целительны^ женский секрет трансформации, светит не снаружи, а изнутри и снизу.

Отстраненное

отношение Шагала к мировым событиям может быть чем угодно, но только не равнодушием к своему времени. Быть может, пропитанные болью краски умираю­щих деревень и бездомных беженцев на полотнах Шагала несут в себе больше печали и страдания, чем прославленная «Герника» Пикассо. Шагалу недостает монументальности потому, что любая жесткая, монументальная форма обяза­тельно растворится в этом бурлящем потоке эмоций, ибо боль слишком велика и ее непосредственность выдолбит любую четко обозначенную форму изнутри. Это растворение разваливающегося мира, вся почва которого разорвана вул­каническими разломами; нормы рушатся, потоки лавы уничтожают существующий порядок, но гейзеры творчества брызжут из страдающей земли. Ибо, в результате этого са­мого распада, проявляется более глубокий план реальности, открывающий свою тайну тем людям, которые, как и мир, рвутся на части, ощущают его первичный психический источник, который является и их источником. Божественное и человеческое идут по тому же самому пути, мир и человек - это уже не дуальность, в которой один противостоит друго­му; они являются неразрывным единством. Луна восходит в душе каждого индивидуума и дом, на фронтоне которого открывается глаз божества - это ты сам.

Отстраненность Шагала - это отстраненность влюблен­ного, всматривающегося в нечто неведомое, которое позво­ляет ему убедиться в том, что он все еще жив. Это древнее соглашение еврея и человека с Богом, который свободен от каких бы то ни было ограничений и не только предлагает свою помощь, но и приносит себя в жертву каждой нации и каждому индивидууму. В каждом человеке горит Синайский огонь, каждый человек распят на кресте; но каждый человек является также и завершенным творением, и сыном Божьим.

Как порыв души современного человека, в главном про­рыв Шагала - это не столько деяние, сколько болезненное ощущение обнаженной истины, касающейся человека, с ко­торым эпоха делает то же самое, что она делает с каждым человеком, по-настоящему живущем в ней. Не остается Ничего человеческого за исключением того, что является божественным. Отстраненность Шагала - это ощущение че­ловека, которому открылся божественно-человеческий мир, поскольку земной человеческий мир настолько пронизан ужасом и мучениями трансформации, что он сможет сох­ранить свои чувства только в том случае, если будет посто­янно находиться в самом сердце бытия.

Эрих Нойманн

ТВОРЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК И ТРАНСФОРМАЦИЯ

В очередной раз меня попросили высказаться на настоль­ко обширную тему, что я не могу избавиться от ощущения собственной неадекватности. Творческая трансформация: каждое из этих двух слов включает в себя таинственный, неведомый мир. Взять одну только трансформацию - все труды Юнга, начиная с его раннего Wandlungen und Symbole der Libido1 до Psychology and Alchemy, и до самых последних работ, посвященных символизму трансформации в Мессе, являются одной непрерывной попыткой точно определить значение этого слова.

А если мы обратимся к прилагательному "творческая", то разве сможем мы избавиться от ощущения абсолютной без­надежности? С одной стороны, образ творящего Бога и тво­рения; с другой стороны, образ Творчества с его шестью мужскими линиями, который, находясь в самом начале Книги Перемен, подчеркивает первичную связь трансформации и творения.

Но между этими двумя великими образами - тво­рящего мир Бога с одной стороны, и самотрансформирующе-гося божественного мира с другой - возникает человеческий творческий мир, мир цивилизации и творчества, который делает человека человеком и делает его жизнь в мире до­стойной его.

Насколько же беспредельно царство, называемое "транс­формацией"; оно включает в себя любую перемену, усиле­ние и ослабление, расширение и сужение, каждое движение вперед, любую смену установки и обращение в новую веру. Любая болезнь и выздоровление связаны со словом "трансформация"; переориентация сознания и таинственная потеря сознания - это тоже трансформация. Даже нормали­зация и адаптация невротического индивидуума к данному культурному окружению одному человеку представляется трансформацией личности, а другой определяет ее как бо­лезнь личности, ведущую к ее распаду. Каждое из много­численных направлений в религии, психологии и политике толкует трансформацию по-своему. И если мы понимаем, насколько ограниченны и относительны все эти точки зрения, то где тогда психологу взять критерий, который даст ему возможность что-нибудь сказать о простой чистой трансфор­мации, не говоря уже о трансформации творческой?

Мы сталкиваемся по большей части с частичными изме­нениями, частичными трансформациями личности и, в осо­бенности, сознания. Подобные частичные трансформации ни в коем случае нельзя считать незначительным явлением. Развитие эго и сознания, центроверсия сознания, в середине которого воплощается сам эго-комплекс, дифференциация и специализация сознания, его ориентация в мире и адаптация к нему, его усиление посредством изменения старого со­держимого и ассимиляции нового - все эти процессы нор­мального развития являются чрезвычайно важными процес­сами трансформации. На протяжении веков развитие чело­века от ребенка до взрослой личности, от примитивной цивилизации до цивилизации сложной, было связано с кардинальными трансформациями сознания.

Давайте не будем забывать, что всего лишь сто лет тому назад человек считал трансформацию сознания, то есть трансформацию неполной личности, чуть ли не главной своей задачей. Даже еще недавно, после того, как психоа­нализ начал менять мировоззрение современного человека совершенно непредставимым образом, образование состав­ляющих нации индивидуумов стало почти полностью] на­правляться на трансформацию сознания и осознанных уста­новок; - или, в противном случае, трансформация считалась необязательной. Но психоанализ учит нас, что если переме­ны в сознании не идут рука об руку с переменами в бессозна­тельных компонентах личности, то они не дадут значитель­ных результатов. Можно быть уверенным, что ориентация только на интеллект приведет к значительным переменам в сознании, но, по большей части, эти перемены будут происходить только в обособленной зоне сознания. В то время, как частичные изменения в личном бессознательном, в "комплексах", всегда одновременно воздействуют и на соз­нание, перемены, осуществленные посредством архетипов коллективного бессознательного, почти всегда касаются всей личности целиком.

Наиболее поразительными являются те трансформации, которые неистово атакуют эгоценрированное и, на первый взгляд, "непроницаемое" сознание, то есть трансформации, характеризующиеся более или менее неожиданными "втор­жениями" бессознательного в сознание. Вторжение с. особой силой ощущается цивилизацией, основанной на стабиль­ности эго и на систематизированном сознании; ибо, предс­тавители примитивной цивилизации, открытой бессозна­тельному, или цивилизации, ритуалы которой обеспечивают связь с архетипическими силами, готовы к такого рода втор­жению. И само вторжение происходит менее яростно, потому что напряженность между сознанием и бессознательным не так велика.