Сборник.Том 3
Шрифт:
— Нет, — сказал Дэниел, — это не соответствует фактам. Если бы он решил не предпринимать насильственных действий против Земли, он не имел бы возможности удовлетворить доктора Амадейро и добиться продвижения. Принимая во внимание его честолюбие, нельзя предположить, что в этом случае у него было то чувство триумфа, которое ты заметил.
— Понятно. Значит, мы делаем заключение, что у доктора Мандамуса есть способ подавить Землю?
— Да. А если так, значит, кризис, предсказанный партнером Элайджем, отнюдь не миновал, а существует
Жискар задумчиво сказал:
— Но мы не ответили на главный вопрос: какова природа этого кризиса? Чем он опасен? Можешь ты это определить?
— Не могу, друг Жискар. Я сделал всё, что мог. Партнер Элайдж, будь он жив, сделал бы больше, но я не могу, и никто другой не может. А ты можешь обнаружить природу кризиса?
— Боюсь, что нет, друг Дэниел. Если бы я долго жил рядом с Мандамусом, как жил рядом с доктором Фастольфом, а потом с мадам Глэдией, я мог бы постепенно проникнуть в его мозг, развязать замысловатый узел по одной нитке и узнать многое, не повредив ему. Изучение мозга доктора Мандамуса за одну короткую встречу, даже за сотню таких встреч, почти ничего не даёт. Эмоции читаются легко, а мысли — нет. Если же я поспешу и усилю процесс, то наверняка нанесу вред, но я не могу этого сделать.
— Но ведь от этого может зависеть жизнь миллиардов людей на Земле и в Галактике.
— Может, но это предположение, а вред человеку — факт. Возможно, что только доктор Мандамус знает природу кризиса и может разрешить его: ведь он не мог бы использовать это знание для нажима на доктора Амадейро, если бы тот мог узнать обо всём из другого источника.
— Да, это вполне вероятно.
— В этом случае нет надобности знать природу кризиса. Если бы доктора Мандамуса удалось удержать от передачи того, что он знает, Амадейро или кому-либо другому, кризис не распространился бы.
— Но кто-то другой может обнаружить то, что знает доктор Мандамус.
— Конечно. Но нам неизвестно, когда это случится. Вероятно, у нас будет время узнать больше и лучше подготовиться, чтобы играть полезную роль. Есть две возможности удержать доктора Мандамуса: либо испортить его мозг так, чтобы он не мог эффективно мыслить, либо — просто убить. Повредить его мозг в состоянии только я, но я не могу этого сделать. А отнять у него жизнь не может никто из нас. Ты мог бы?
Дэниел молчал.
— Ты знаешь, что нет, — наконец прошептал он.
— Даже если от этого зависит будущее землян?
— Я не могу заставить себя нанести вред доктору Мандамусу.
— И я не могу. Итак, мы пришли к выводу, что кризис наступает, но природы его мы не знаем и определить не можем.
Они посмотрели друг на друга.
Их лица ничего не выражали, в воздухе словно повисло отчаяние.
Глава 4
ДРУГОЙ ПОТОМОК
10
Глэдия пыталась расслабиться после мучительной беседы с Мандамусом. Она занавесила окна в спальне,
Глэдия машинально думала о том, что произошло, — и о том, что скоро случится. Чего ради она так разболталась с Мандамусом? Какое ему или Амадейро дело, встречалась она с Элайджем на орбите или нет и от кого — от Элайджа или от другого — имела сына?
Её вывело из равновесия требование Мандамуса рассказать ему о его происхождении. Человека из общества, где никто не беспокоился о происхождении или родственных связях, кроме как по причинам медико-генетическим, такая навязчивость могла просто выбить из колеи. И это упорное — конечно, случайно — упоминание имени Элайджа…
Она решила, что нашла себе оправдание, и попыталась не думать об этом. Она болезненно отреагировала на вопрос и разболталась, как ребенок, вот и всё.
А тут ещё этот поселенец!
Он не землянин, наверняка родился не на Земле и, вполне возможно, никогда там не был. Его народ, должно быть, живёт в чужом мире, о котором она никогда не слышала, и живёт, наверное, уже не одно столетие.
Тогда он должен считаться космонитом, подумала она. Космониты произошли от землян много столетий назад, но это неважно. Правда, космониты долго живут, а поселенцы, кажется, нет, но так ли уж велика разница? Даже космонит может умереть раньше времени от какого-нибудь несчастного случая, а однажды она слышала о космоните, умершем естественной смертью, когда ему не было и шестидесяти. Отчего бы этому визитеру не быть этаким необычным космонитом?
Нет, не так всё просто. Поселенец наверняка не считает себя космонитом.
Важно не то, кем тебя считают, а кем ты сам себя чувствуешь. Так что надо думать о нём как о поселенце, а не космоните.
Но ведь все люди — просто люди, как бы они себя ни называли — космонитами, поселенцами, аврорианами, землянами… И доказательство тому: роботы не могут нанести вред ни одному из них. Дэниел бросится защищать самого последнего землянина, как и Председателя аврорианского Совета, и это означает…
Глэдия начала засыпать, но внезапная мысль прогнала сон.
Почему у поселенца фамилия Бейли? Почему Бейли?
Может, это обычное имя у поселенцев?
В конце концов, именно Элайдж сделал такое возможным и стал их героем, как…
Она не могла припомнить аналогичного героя Авроры. Кто возглавлял экспедицию, которая первой достигла Авроры? Кто наблюдал за переустройством дикой безжизненной планеты? Глэдия не знала — потому ли, что родилась на Солярии, или потому, что аврориане не искали героев? В конце концов, первая экспедиция на Аврору состояла только из землян. Только через несколько поколений, удлинив жизнь с помощью ухищрений биоинженерии, эти земляне стали аврорианами, и зачем аврорианам делать героями своих презренных предшественников?