Сборник.Том 6
Шрифт:
— Это почему же нельзя, Первый Оратор? — спросила Деларми, несколько обескураженная той явной уверенностью, что излучало сознание Первого Оратора.
— Стыд мне и позор, — тихо сказал Шендесс. — Я позволил себе использовать План в целях, для которых он не предназначен. Ещё более стыдно мне теперь, когда я нахожусь под влиянием ощущений, носящих чисто интуитивный характер. Но я не могу отказаться — мне кажется, что мои ощущения не обманывают меня. Если Оратор Гендибаль прав и нам действительно грозит неведомая доселе опасность — я чувствую,
— Каково основание ваших ощущений? — не унималась Деларми.
Первый Оратор обвел собравшихся печальным взглядом:
— Нет у меня оснований. Психоисторическая математика молчит, но всё время, пока я наблюдал за игрой взаимосвязей, я не мог отделаться от ощущения, что ключом ко всему является Тревайз. Этот молодой человек заслуживает внимания.
25
Гендибаль понял, что к началу заседания в Университет не вернётся. Не исключено, что не вернётся вообще.
Держали его крепко, и он отчаянно искал в своём сознании ответ на вопрос: как заставить их отпустить себя?
Руфирант вплотную подошел к нему, угрожающе наклонил голову:
— Ну, быть готов теперь, мученый? Биться удар за удар, по-думлянски. Ладно, ты поменьше, так ты бить первый.
Гендибаль хрипло проговорил:
— А тебя тоже кто-то держать, как меня?
Руфирант смилостивился:
— Пускать его. Не, не — только руки пускать. Ноги держать крепко. Танцевать мы не будет.
Руки Гендибаля отпустили, а ноги, казалось, гвоздями приколочены к земле.
— Давай, мученый, бить, — потребовал Руфирант. — Ударять нас.
В это самое мгновение сознание Гендибаля ощутило чьи-то чувства — возмущение, понимание несправедливости происходящего, жалость. Вот он — ответ на вопрос. Выбора другого не было: оставалось одно — рискнуть, несколько превысить границы действия своих способностей и попытаться поимпровизировать…
Не понадобилось! Он и коснуться не успел этого нового сознания, а оно само заработало именно так, как ему было нужно!
Он мысленно разглядел этого человека — невысокий, коренастый, с длинными спутанными чёрными волосами, руки выброшены вперёд — наконец фигура эта появилась в поле зрения, и… женщина злобно накинулась на Руфиранта.
— Кароль Руфирант! — яростно вскричала женщина. — Быть ты трус и ублюдок! Ишь ты — удар за удар, по-честный, по-думлянски! Одинаково быть как меня побить. Какой быть смелый — бить такой маленький бедный человек! Не стыдно тебе быть, а? На тебя все показывать палец и говорить: «Вот быть Руфирант, известный бить детишки!» Все смеяться на тебя, я так думать. Ни один честный думлянский мужчина не быть выпивать с тебя. Ни один честный думлянский женщина не быть спать с тебя!
Руфирант тщетно пытался прервать поток её красноречия, неуклюже уворачивался от ударов, которые она наносила в его могучую
— Ну, Сура, — лопотал он. — Сура, ну…
Гендибаль понял, что теперь его никто не держит, на него никто не смотрит — внимание всех переключилось на новую дуэль.
И сама Сура на него не смотрела: двигающая ею ярость была целиком сконцентрирована на Руфиранте. Гендибаль постарался сохранить эту ярость в её сознании и слегка повысил уровень смущения и стыда, который и без того уже бурным потоком заливал сознание Руфиранта. Делать это ему надо было мягко, незаметно, чтобы оба человека ничего не заметили. Но и это оказалось ненужным.
Женщина приказала:
— Разойтись быстро все! Подумать голова: если мало, что это герой Руфирант быть такой великан рядом с этим малышка, быть ещё пять или шесть его дружки, какие быть так же стыдно и идти домой гордые говорить, как побить маленький и слабый. «Я держать руки этот малышка, — один быть говорить, — а здоровенный Руфирант бить его по лицо, когда он не мог быть дать сдачи». А другой сказать: «А я держать его за ноги, и я тоже очень знаменитый за это!» А этот бычище Руфирант сказать: «Я не мог быть драться с ним по-честный, потому мой лохматый дружки держать его, и все шесть помогать мне становиться главный над ним».
— Но, Сура, — обиженно пробормотал Руфирант. — Я сказал мученый, что он мог ударить первый!
— И сильно ты бояться могучие удары его маленькие ручонки, олух Руфирант! Уходить отсюда вон все! Пустить он идти, куда он хотеть идти, а все ходить домой быстро, если дома ещё кто-то хотеть вас видеть! Лучше вам всем быть надеяться, что все забывать ваши великие подвиги этот день. Но если вы быть разозлить меня ещё сильно, чем я злая, их никто не забывать!
Мужчины без слов расступились и, понурив головы, побрели прочь.
Гендибаль проводил их взглядом и обернулся к женщине. Она была одета в грубые штаны и блузу, на ногах красовались топорные самодельные башмаки. Лицо её взмокло от пота, она тяжело дышала. Красотой она не блистала — круглое лицо, широкий нос. Не отличалась изяществом и её фигура — широкие плечи, тяжелая грудь, открытые до плеч сильные, мускулистые Руки. Другого и ждать не приходилось — думлянки трудились на полях до седьмого пота наравне с мужчинами.
Женщина разглядывала его в упор, склонив голову набок.
— Ну, мученый, чего ты быть ждать? Иди в своё Мученое Место. Ты быть бояться? Я быть проводить тебя, а?
От её давно не стиранной одежды исходил терпкий запах пота, но Гендибаль понимал, что в сложившихся обстоятельствах не следует выдавать неприязни.
— Благодарю вас, мисс Сура…
— Мой имя быть Нови, — сердито уточнила она. — Сура Нови. Звать меня мог быть Нови. Это быть хватит.
— Благодарю тебя, Нови. Ты мне очень помогла. Ты быть, — Гендибаль опять перешел на думлянский диалект, — хорошо проводить меня, не потому, что я бояться, а просто для компании.