Сборник.Том 7
Шрифт:
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
— Она видит, когда я чувствую неуверенность или беспокойство, как бы ни пытался я скрыть это. Знает, когда я спокоен и ничего не опасаюсь. А может быть, она сама вызывает во мне неуверенность и легкую тревогу — или же наоборот — приводит в безмятежное настроение? её собственные чувства другим не передаются?
Инсигна не отводила от него глаз.
— Это просто безумная мысль, — недоверчиво ответила она.
— Возможно. Но ты не замечала такого у Марлены? Подумай.
— И думать нечего — никогда я не замечала
— Значит — нет, — пробормотал Генарр. — Скорее всего, так. Впрочем… Она очень хочет, чтобы ты поменьше о ней беспокоилась, но не может этого сделать. Кстати, тебе не кажется, что на Эритро восприимчивость Марлены усилилась? А?
— Да, пожалуй.
— И не только. Здесь твоя дочь научилась предвидеть. Она знает, что обладает иммунитетом к лихоманке. Она уверена, что на Эритро ничто не причинит ей вреда. Она смотрела на океан и знала, что самолёт не упадет и не утонет. А на Роторе ты ничего не замечала? Разве не была она там неуверенной и робкой, как обычный подросток?
— Да. Конечно.
— А здесь она стала другой. Полностью уверенной в себе. Почему?
— Я не знаю.
— Не влияет ли на неё Эритро? Нет-нет, я имею в виду не лихоманку. Нет ли здесь какого-либо иного эффекта? Совершенно иного? Я скажу тебе, почему спрашиваю об этом. Я сам ощутил его.
— Ощутил… что?
— Какое-то доброе чувство к Эритро. Собственно, эта пустыня никогда меня не пугала. Не хочу сказать, что прежде планета меня отталкивала, что на Эритро мне было неуютно, но любить я её никогда не любил. А во время нашего путешествия вдруг почувствовал симпатию к планете, чего ни разу не чувствовал за все десять лет пребывания здесь. И я подумал: а что, если восхищение Марлены так заразительно, что, если она каким-то образом передаёт мне своё состояние? Или в её присутствии я так же, как она, ощущаю воздействие Эритро?
— Знаешь что, Сивер, — язвительно сказала Инсигна, — по-моему, тебе тоже следует пройти сканирование.
Тот удивленно поднял брови.
— А ты думаешь, что я не прохожу его? Мы здесь проверяемся периодически. Изменений нет, кроме тех, что вызваны старением.
— А ты проверялся после вашего воздушного путешествия?
— Ещё бы. Сразу же. Я не дурак. Окончательные результаты ещё не готовы, но, на первый взгляд, изменений нет.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Следующий логический шаг: мы с Марленой выйдём из Купола на поверхность Эритро.
— Нет.
— Со всеми предосторожностями. Я там бывал.
— Иди, если хочешь, — упрямо сказала Инсигна, — но без Марлены. Я её не пущу.
Генарр вздохнул. Он повернулся вместе с креслом к окну и стал вглядываться в красную даль; затем снова посмотрел на Инсигну.
— Там, за стеной, огромный девственный мир, — заговорил он, — ничей мир — у него нет хозяев, кроме нас. Мы можем заселить его и освоить, помня уроки, полученные от собственного неумелого хозяйничанья на родной планете. Мы сделаем его добрым, чистым, достойным. А к здешнему красному свету привыкнем. Мы заполним его земными растениями и животными. Пусть процветают здесь суша
— А лихоманка? Как же она?
— Справимся с ней, и Эритро станет родной для нас.
— Что же, если не принимать во внимание тяготение, жару и некоторые химические составляющие в атмосфере, то и Мегас можно сделать своим домом…
— Эугения, согласись, что с болезнью справиться проще, чем с жарой, гравитацией и химическим составом атмосферы.
— Но ведь лихоманка по-своему смертельна.
— Эугения, я уже говорил тебе, что мы дорожим Марленой, как никем.
— И я ею дорожу.
— Потому что она тебе дочь. А нам она дорога потому, что может сделать то, на что способна только она.
— И что же она будет для вас делать? Читать ваши телодвижения? Фокусы показывать?
— Она убеждена, что обладает иммунитетом к лихоманке. Если это так, то она может научить нас…
— А если не так? Это же просто детская фантазия, ты сам знаешь. Почему ты пытаешься ухватиться за соломинку?
— Вот он вокруг, этот мир, и он мне нужен.
— Ну знаешь, ты прямо как Питт. И ради этого мира ты готов рисковать моей дочерью?
— В истории человечества, случалось, шли на куда больший риск ради менее важной цели.
— Тем хуже для истории. В любом случае решать мне: она моя дочь!
Глубоко опечаленный Генарр негромко сказал:
— Эугения, я люблю тебя и один раз уже потерял тебя. И вдруг вновь этот сон, мечта — ещё одна возможность добиться тебя. Но я боюсь, что опять потеряю тебя — уже навсегда. Видишь ли, я обязан сказать: решать не тебе. И не мне. Всё решит сама Марлена. А что она решит, то и сделает. И потому, что, быть может, она способна подарить человечеству целый мир, я намереваюсь помогать ей во всём — как бы ты ни возражала. Прошу тебя, примирись с этим, Эугения.
Глава 24
ДЕТЕКТОР
52
Крайл Фишер пораженно разглядывал «Сверхсветовой», который видел впервые. Рядом стояла Тесса Уэндел и улыбалась. Её лицо выражало законную родительскую гордость.
Корабль был спрятан в огромной пещере за тройным ограждением. Кое-где работали люди, но в основном здесь трудились механизмы — компьютеризованные негуманоидные роботы.
В своё время Фишеру довелось повидать множество космических кораблей — самые разнообразные модели широкого назначения, — но столь нелепого сооружения ему видеть не приходилось.
О том, что это космический корабль, не зная заранее, догадаться было невозможно. Что же сказать? С одной стороны, не стоит сердить попусту Тессу: стоя рядом, она ждала его заключения — естественно, похвалы, — но с другой…
И он негромко произнес:
— А в нём есть какое-то странное изящество… что-то от осы.
При словах «странное изящество» Тесса улыбнулась, и Фишер понял, что угадал слово. Но она вдруг спросила:
— Крайл, а что такое «оса»?
— Это насекомое, — пояснил Крайл. — Ах да, ведь у вас на Аделии нет насекомых…