Сборник
Шрифт:
– Отойди от меня, - проворчал Муленберг, - ничего не выйдет.
– Что именно?
– промурлыкала Баджи. Муленберг заглянул ей прямо в глаза и промямлил, что предпочел бы Баджи, даже возведенной в двенадцатую степень, кусок сырой печенки.
Ее губы утратили мягкость, но и жесткими не стали. Она лишь добродушно рассмеялась:
– Раз обольстить тебя не удается, попробую убедить.
– Пустое, - отозвался Муленберг.
– К тем двоим я тебя все равно не пущу, ничего о них не скажу и тебе не удастся накормить обывателя
– Как хочешь, - вдруг сдалась Баджи, прошла к прозекторскому столу и вытащила из сумки перчатки.
– Прости, что оторвала тебя от работы. Тебе явно хочется побыть одному.
Муленберг уставился на нее молча - от удивления у него отвисла челюсть. Он стоял и смотрел, как Баджи вышла из лаборатории, как притворила за собой дверь, но тут же вновь ее распахнула и обиженно спросила:
– Может, скажешь хотя бы, почему не хочешь говорить об этом убийстве? Он почесал в затылке.
– Ладно, скажу, - если будешь паинькой.
– Муленберг умолк, затем продолжил:
– Не твоя это епархия, вот и все. Лучше, пожалуй, не выразишься.
– Двойное убийство на Лавер-лейн - не моя епархия? Да я только и пишу о том, как "вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана...".
– Баджи, на сей раз дело нешуточное. Оно ужасное. Попросту отвратительное. И очень серьезное - но по соображениям, совершенно отличным от тех, какие ты хочешь обрушить на читателей.
– Что же это за соображения?
– Медицинские. Биологические. Социальные.
– В моих статьях биологии всегда хоть отбавляй. И социального пафоса тоже: они пестрят банальностями о пороках общества - так я разбавляю сексуальные сцены. Или ты не знал? В общем, у нас остались только медицинские соображения. Что в них особенного?
– Уходи, Баджи.
– Брось, Мули. Меня уже не проймешь ничем.
– Знаю. В твоих репортажах больше клинических подробностей, чем в учебнике анатомии. Но все же, Баджи, об этом деле я лучше помолчу.
"Доктор Муленберг, подающий надежды молодой биолог и медэксперт городского полицейского управления заявляет: сам факт жестокого убийства двух человек и нанесения им тяжких увечий - мелочь по сравнению с теми ужасами, что таятся за этим преступлением. С медицинской точки зрения оно необъяснимо, считает Муленберг". Тут Баджи ему подмигнула:
– Ну как, звучит?
– Она взглянула на часы:
– Успею вставить в утренний выпуск, если удачную "шапку" придумаю. Что-нибудь вроде: "Врач теряет дар речи от ужаса". И подзаголовок: "Медэксперт скрывает подробности двойного убийства". А внизу твоя фотография.
– Только посмей такое напечатать, - взревел Муленберг.
– Да я тебя!..
– Ладно, остынь, - взмолилась Баджи, стремясь его успокоить.
– Не стану. Правда, не стану!
– Обещаешь?
– Клянусь, Мули, если только...
– С какой стати мне с тобой торговаться?
–
– Ну-ка вон отсюда!
– Он хотел захлопнуть дверь у Баджи перед носом, но девушка сказала: "А что, если в редакционной статье поднять вопрос: "Имеет ли право мед-эксперт утаивать сведения о маньяке-убийце и его методах?". Произнеся эту тираду, она захлопнула дверь сама. Муленберг закусил губу - да так сильно, что чуть не вскрикнул от боли. С возгласом "Погоди!" он выскочил в коридор.
Баджи закуривала, прислонясь спиной к дверному косяку.
– А я и так, - резонно заметила она.
– Ну-ка, пойдем!
– рявкнул он, схватил ее за руку, втащил в лабораторию и хлопнул дверью.
– Что за грубости?
– пожаловалась Баджи, потирая руку и ослепительно улыбаясь.
– От тебя иначе, как все рассказав, не отделаешься.
Так?
– Так. Лучше всего будет, если ты дашь мне эксклюзивное интервью.
– А ты потом извратить каждое мое слово, - хмуро отозвался Муленберг и, взглянув на Баджи, буркнул:
– Ладно, садись.
– Слушаю и повинуюсь.
– Не отвлекайся.
– В словах медика впервые промелькнула характерная ирония. Рассеянно закурив, он спросил:
– Что ты уже знаешь о случившемся?
– Совсем немного, - ответила Баджи.
– Жертвы, что называется, общались без слов в парке, как вдруг на них напали хулиганы и убили - чуть более жестоко, чем обычно. Но, взглянув на трупы, санитар "скорой" распорядился отвезти их не в городской морг, а прямо к тебе.
– Откуда такие сведения?
– Если хочешь знать, я сама была в парке в момент убийства. Шла кратчайшим путем в музей и, пройдя по тропинке метров сто...
– Баджи внезапно осеклась.
Муленберг учтиво ждал, когда она продолжит, но слова как будто застряли у нее в горле. Она сидела не шевелясь, с отсутствующим взглядом.
– Что было дальше?
– не выдержал-таки медик.
– ., как вдруг услышала крик, - бесстрастно произнесла Баджи.., и разрыдалась.
– Вот тебе и раз, - вздохнул Муленберг, присел перед ней на корточки и положил руку ей на плечо. Баджи сердито отмахнулась и спрятала лицо в мокрый носовой платок. А когда убрала его, Муленбергу показалось, что она хочет посмеяться над собственной слабостью. Но попытка оказалась столь жалкой, что девушка отвернулась, дабы скрыть неподдельный стыд.
– Прости, - выдавила она срывающимся шепотом.
– Этот крик, вернее, вопль, до сих пор звучит у меня в ушах. Ничего подобного я раньше не слыхала. Во мне словно что-то перевернулось. Вопль был исполнен такой боли, какую человек, кажется, просто не в состоянии испытать.
– Кричали мужчина или женщина? Баджи пожала плечами.
– Итак, - бесстрастно продолжил Муленберг, - что было дальше?
– Ничего. Я отключилась, и даже не знаю, надолго ли.
– Она ударила кулачком по столу и воскликнула: