Сборщик клубники
Шрифт:
— А если вода в ручье поднимается?
— О, все так устроено, что на уровень воды это не влияет.
Она пригласила его на террасу, где был приготовлен столик на двоих, а сама ушла на кухню за кофе. Берт огляделся: местный пейзаж напоминал ему север. Широкие просторы, овечьи стада, журчание ручья — все это навевало приятную дрему. Чего бы он только не отдал, чтобы жить вот так…
Он вспомнил дом, где жила его семья. Стена к стене, дверь в дверь, окна в окна… Крохотные садики, которые даже и назвать так было нельзя.
Имке принесла кофе и миндальный торт, уже нарезанный.
— Положить вам?
— Да, спасибо.
— Очень вкусный, — заметила она, кладя ему на тарелку кусок торта, — но убийство для фигуры. — Сказав так, она спохватилась и покраснела.
Берт уже привык, что люди, пережившие жестокое преступление, избегают связанных с ним слов. Он попробовал торт.
— И правда вкусно.
— Сразу говорю — не моего приготовления. Я купила его в магазине.
— Но вы пригласили меня не на кофе, верно?
У Берта было чувство, что они знакомы тысячу лет и будто ведут привычную игру. В то же время все, что она говорила, было для него новым и интересным.
— Конечно нет! Это было бы глупо. Я хочу поговорить с вами о моей дочери.
Берт кивнул: так он и думал.
— Я беспокоюсь о Ютте и Мерли. Успокойте меня, пожалуйста. Не могли бы вы рассказать, как идет расследование? У вас уже есть подозреваемые?
Берт отставил тарелку.
— Вы же знаете, что мне запрещено говорить об этом.
Здесь ему следовало разозлиться, но он отчего-то не злился. Он был рад, что она позвонила.
— Я клянусь, что все, сказанное вами, не выйдет за пределы этого дома. — Имке улыбнулась со всей искренностью, на которую была способна.
Берт подозревал, что прежде всего в ней говорит писательская жажда к исследованиям, а уж потом материнские чувства.
— К нам поступает много информации от граждан, — уклончиво начал он, — но на поверку ее ценность не подтверждается. Так что пока ничего новенького.
— А я читала стихи Каро, — сообщила ему Имке. — Очень талантливые. Но вы, должно быть, уже успели их изучить.
Берт кивнул, удивившись тому, что она до них добралась, но промолчал.
— Вам не показалось, что в них содержатся намеки на личность убийцы?
— Ну… если только знать наверняка, что ее убил последний бойфренд. Но этого как раз мы и не можем утверждать.
— Но ее стихи описывают очень темную и опасную любовь.
— Не факт, что она закончилась убийством. — При этих словах Берту пришло в голову, что настоящая любовь только такой и бывает, но он, конечно, опять промолчал.
Имке внимательно смотрела на него, будто читала мысли.
— Понимаете, мне дурно становится, как подумаю, что этот человек незаметно бродит где-то рядом с моими девочками, — призналась Имке, — и помочь им нечем.
— Фантом просто, — согласился Берт. —
— Особенно в жизни любимого человека. — Имке откинулась на спинку стула и положила ногу на ногу. — Вы все-таки не думаете, что Ютте и Мерли угрожает опасность?
Берт уже заметил, что ее тактика состоит в том, чтобы убаюкать его, усыпить бдительность, а затем огорошить неудобным вопросом, так что он был готов к такому обороту.
— Утверждать не могу, — ответил он.
— Спасибо, ваш ответ дает много пищи воображению, — усмехнулась она. — А вы представляете, каково мне наблюдать, как мой ребенок ходит по краю пропасти, не имея средств уберечь его?
— Отправьте их куда-нибудь отдохнуть, — предложил Берт, — сейчас ведь каникулы.
— Именно об этом я и хотела поговорить с вами.
— Только дайте мне знать, куда они поедут, — прибавил он, — на тот случай, если возникнут новые вопросы.
— Да, но они не хотят уезжать! В том-то и проблема. И вот я решила попросить вас, чтобы вы поговорили с ними, растолковали им всю опасность их положения. Припугните их, что ли…
— Припугнуть Ютту и Мерли? Вы, наверное, шутите?
— Ах да, им же все нипочем. Будь моя воля, я бы силком притащила их на вокзал и посадила в поезд.
— За чем же дело стало?
— Теперь вы, наверное, шутите.
Они рассмеялись, и последние следы неловкости, остававшейся между ними во время разговора, растаяли.
— Хорошо, — обещал Берт, — я попробую. Но многого не ожидайте.
Имке проводила его до машины. Пожимая ему руку, она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его в щеку.
Выехав на шоссе, Берт поставил в плеер диск Джона Майлза и поддал газу. Он был не из тех мужчин, что заводят романы на стороне. Он любил свою жену и детей. Его устраивала его жизнь, и он не хотел никаких осложнений. Ему никогда в голову не приходило сближаться со свидетельницами или другими женщинами, с которыми он сталкивался по работе.
Нет, это невозможно. Имке Тальхайм и он. Немыслимо. Как вода и огонь. Горы и равнины. Свет и тень.
На диске заиграла «Музыка была моей первой любовью». Когда Берт слышал эту песню, ему казалось, что стоит расправить руки — и он взлетит. Он прибавил громкости. Машина словно парила над дорогой.
Как она смеется. Как склоняет голову, когда слушает тебя. Как двигается. И почему она его поцеловала? Нет, у них нет будущего.
Берт только сейчас понял, что песенка чересчур сентиментальна, но от этого он не стал меньше любить ее. По спине пробежала дрожь, волосы на руках поднялись. Ему пришлось крепче сжать руль, дабы не повернуть назад и не совершить самую большую глупость в своей жизни.