Сбой на счастье
Шрифт:
– Тём, Тёмочка, ну что ты как не родной? – молодая женщина вложила в свой голос максимум кокетства.
– А какой я тебе? Чужой и есть. Вон за малым москвича не изнасиловала.
– Это тебе за меня стыдно?! Сам от своей Таньки не отлипал!
– Мне не стыдно, мне все равно, как и все твои скандалы и бесконечные претензии, – тон мужчины был совершенно равнодушен. Вот как раз равнодушия было сегодня для Оксаны через край.
– Идиот! Мужлан!
– О эту пластинку за много лет я наслушался, – Артём по–прежнему был спокоен.
– А
– Ты Татьяну трогать не смей, – тон мужчины заметно погрубел.
– Указывать мне не надо! Один раз спровадила и сейчас управу найду! В кармане на груди фото он её носит – неандерталец хренов! Романтик грёбаный! Да я к этой вашей берёзе с топором бегала!
– Дерево то причем?
– Хотела все вытравить! Сжечь и фото, и дерево! И её!
– Оксана, какая же ты дура.
– Я дура?! О нет, миленький, тогда вас сделала и сейчас вы у меня в кулаке!
– Кого ты сделала?
– Вас! Ходили, сладкая парочка, тьфу!
– Оксана, прошлое не вернуть.
– Вот именно, никто не заставлял, сам женился!
– Насколько я помню ты грозила избавиться от ребёнка, если не женюсь.
– Как будто он твой!
– Мой.
– Это я Таньке тогда сказала, что твой, мол ты давно мне глазки строил, я и не устояла, она – дура поверила! Хороша любовь! Сами себе сказочку придумали! Долбанатики!
– Какая же ты сволочь! Как только Татьяна со мной вообще после этого на общую встречу согласилась.
– Хотела принцем московским козырнуть! Нос нам деревенским утереть! Только не вышло! Вон он готов был с Лизкой замутить! Видно доля такая Танькина горе одной мыкать, а ухажёры все к лучшим подругам уходят! Вы блаженные – одна, правда по моей просьбе, в Москву ломанулась, а второй давай в благородство играть, а третий Родину защищать.
– Ивана не трожь! Он жизнь за нас отдал! Про какую такую просьбу ты несла?
– А-а, проняло! Попросила я подруженьку заклятую, якобы от нас обоих, чтобы она уехала побыстрей, деньги от тебя на билет передала, только не взяла – больно гордая.
– Какие деньги?
– Не важно, так что не отмоешься, выбрось из головы!
– Это ты не отмоешься, от грязи своей, ничего не видишь, только вокруг тебя всем смердит!
После последних слов Оксана бросилась с кулаками. Артём просто отступил, и женщина ударилась о стену, рассвирепев, она повторила попытку, в её глазах кипела ярость.
– Убью! Ненавижу! Рожу твою больше видеть не могу! – и тут фонтан ругательств был остановлен.
Оксану заткнул поток ледяной воды. Она медленно обернулась и увидела сына, стоявшего с уже пустым ведром в руках.
– Ты? Как можешь, вот так с матерью?
– Прекрати немедленно, – железным голосом отрезал глава семейства, при этом он обнял Ванюшку, погладил по голове и ласково добавил, – Мама просто лишнего выпила, сейчас мы её уложим и поговорим.
– Ой-ой-ой,
– Это тебя от водки твоей тошнит.
Оставив жену в её спальне, Артём взял на руки сына и отнес его в кровать. Сам лег рядом.
– Пап, я уже взрослый. Все понимаю.
– Я всего не пойму, а ты разобрался?
– Да! Тебе нужна другая жена. Мне уже скоро десять лет, не замай учиться уеду, а за тобой пригляд нужен. Рубашку на завтра я погладил, штаны в шкафу возьмешь, ботинки протри! И вообще брата или сестрёнку охота, а лучше и того и другого, у казаков отродясь семьи большие были. Но ты сейчас об этом не думай, тебе бы собрание пережить, а там посевная. Эх, папка, где наша не пропадала!
– Ты с Лукичом переобщался: не замай, пригляд, отродясь – словечки его, поедешь учиться засмеют.
– Не засмеют! Не посмеют! Слова наши, казачьи! Лукич твой, все мальцом меня погоняет, а сам… вон вчера Егорка сена не довез, а я настоял, чтобы скотине додали.
– Сено это, человека от глупой смерти спасло, так что … сынок давай спать.
Весеннее солнце раннего утра приятно грело спины женщин, идущих на самый край хутора. Несмотря на чудную погоду, по мере приближения к погосту, каждая из сестёр погрузилась в воспоминания, одновременно одни на всех и у каждой свои.
Люба вспоминала отца, его заботу, ласку, ей часто казалось, что даже после его ухода она часто ощущала тепло его души, а ей часто было одиноко, особенно после отъезда дочери из дома, которая выросла очень добродушной, отзывчивой, как хотелось Любе похожей на своего дедушку – её отца, и это факт очень злил супруга – Валентина.
– Ну вот, девочки, дошли, – Антонина тяжело вздохнула и продолжила, – Люб, а ведь ты помнишь нашего папу совсем молодым.
– Знаешь, Тонь, родители всегда кажутся взрослыми. А могилка то идеально убрана, видно мама поздно осенью управилась. Неужели и она скоро? – и глаза у старшей из сестёр заблестели. Татьяна обняла её, но не удержавшись, заплакала вместе с ней.
– Так, прекратить потоп! Знаю я нашу маму, так просто не сдастся! Да и гены у неё о-го-го.
– Ой, Тоня, у Господа на каждого свои планы, – и Люба не унималась, Татьяна же ей вторила.
– Нет, девочки, не управилась она, ну всё хватит! – и Антонина, обняв сестёр, сама начала смахивать, невольно покатившиеся по её волевому лицу, слёзы.
– Тонь, вот вроде ты младше, а всегда сильнее, даже будучи совсем девчушкой могла меня поддержать, даже пыталась советы давать, между прочим, часто дельные. Как так-то? – вдруг невпопад спросила Люба.
– Да вы обе хороши, вечно за вами глаз до глаз нужен. Одна как папа хочет помочь всему миру, в ущерб себе, а вторая…, – и тут Антонина кивнула в сторону Татьяны, – …вечно решала общемировые проблемы, ввязывалась во все заморочки. Борец за справедливость, блин!