Сценарист
Шрифт:
Когда, казалось бы, всё было готово в моём новом стиле, до меня дошло, что до самого главного я то и не дошла — до ногтей! Чёрт, и как же я могла про них забыть? Это же самая настоящая база! Это основа основ! О таком забывать вообще никак нельзя! Я решила, что они должны быть необычными и привлекать внимание также, как и остальная моя внешность. Я заглянула в палитру с ногтевыми лаками и поняла, что они просто молились, чтобы я разнообразила их жизнь. Просмотрев каждый данный мне вариант, я выбрала темно-фиолетовый лак, чтобы он сочетался с моими волосами. Но это было слишком скучно, и я решила добавить что-то особенное. Так что я нарисовала на ногтях маленькие кинжалы, такие милые и остренькие! Вот это я понимаю, настоящий стиль! Когда я ходила с такими ногтями, все просто смотрели
Так что, в итоге, у меня были волшебные ногти, уникальный пирсинг и стильная прическа. Я была самой стильной и бесстрашной девчонкой, которую только можно представить! Когда я гуляла по школе, все просто офигевали от моего внешнего вида. Они не могли поверить своим глазам! Одноклассники шептались за моей спиной, а у моего отца просто выпадала челюсть. Не знаю, от восхищения или же охреневания от моей наглости, но его расширенные от удивления и шока глаза я видела аж несколько раз!
В общем, в тот период в школе появился по-настоящему милый и очаровательный монстрик! Могла даже зубки показать!
* * *
Впрочем, как бы я не старалась убежать от реальности, она каждый раз догоняла меня и била в затылок, заставляя каждый раз падать лицом на землю. Я вставала, продолжала бежать и падала, после чего продолжала делать тоже самое из раза в раз. Не безумие ли это? Самое настоящее, как по мне. Но в чём же была причина? Во мне? В том, что я сама виновата в том, что мои отношения с одноклассниками, преподавателями и собственными отцом стали намного хуже? Или же дело в другом?
Всё вело к моей матери. Она продолжала висеть на нас с отцом мёртвым грузом. Её лечение никак не прогрессировало, да и она сама, похоже, уже смирилась с тем, что навсегда останется овощем. Да, я стала называть вещи своими именами, не пытаясь придумать какую-нибудь более мягкую метафору. Мне надоело постоянно убегать от реальности и сглаживать её. Я… я так устала, если честно. Я пытаюсь быть другой, пытаюсь двигаться вперёд и развиваться, но каждый раз, когда я возвращаюсь домой, я снова вижу больную мать, которая всматривается в меня своим мёртвым взглядом. Мне надоели её истерики. Мне надоели её крики. Мне… нет, меня всё это уже порядком так заебало.
И вот, я оказалась перед выбором, который медленно, но верно сжимался вокруг меня. Я могла либо продолжать бежать от реальности, утонуть в своих экспериментах со стилем и самовыражением, закрывая глаза на то, что происходит вокруг меня. Либо я могла остановиться, осмотреться и взглянуть правде в глаза, даже если она была жестока и больна.
Той мамы, которую я знала в детстве, уже никогда не будет. Мы не сможем её вернуть. В таком случае, я могу сделать лишь одно, что действительно сможет помочь ей… облегчить её ношу и её существование.
Я должна была убить свою мать.
Я наблюдала за собой с ужасом, осознавая, что подобные мысли рождаются в моей больной психе. Каким я являлась человеком, чтобы вообще придумать такую ужасную идею? Мое безумие достигло новых высот, когда я начала серьезно рассматривать возможность убийства своей собственной матери. Что со мной не так? Я теряла разум, потеряла себя в этой темной бездне отчаяния, в этой пучине вечной депрессии и постоянных страданий.
Но как можно обвинять меня? Ведь виновата в этом сама мать, которая оказалась нашим бременем, которая стала нашим обузой! Она не только продолжала тащить нас с отцом на дно, она также лишила нас всех надежды на лучшее будущее. Её бесконечные истерики, крики, слёзы, её вечная беспомощность, её неизлечимая болезнь — всё это стало моим тяжким крестом. Она уже давно потеряла свою человечность, став овощем, но почему я должна была страдать от этого? Почему я должна была быть свидетелем её страданий и слушать её истерики,
Последнее предложение открыло дверь в ад, погружая меня во тьму, откуда не было возврата. Я стала рабом своих мрачных мыслей, которые поглощали меня, заставляя меня думать о том, что настоящая свобода может быть найдена лишь в уничтожении собственной матери. Это был краеугольный камень моего безумия, последнее проклятое решение, которое стало неприемлемым отклонением от всего, что я когда-либо считала правильным. О, да, я была пленницей своих собственных мракобесий. Я бродила по бездонным пропасти своего сознания, безнадежно погружаясь в безумие, в котором нет места для сожалений или рассудка.
И в этот момент я всё решила.
Я сделаю всё сама.
Я спасу свою мать от дальнейших страданий.
Способ был подобран достаточно быстро. Мама постоянно пила самые разные таблетки, которые должны были ей помочь, что, как вы понимаете, было наглой ложью со стороны врачей. Мне не составило труда найти такие таблеточки, которые содержали в себе сильный яд. Да, покупать их пришлось не в аптеке и далеко не за малые деньги, но результат должен был оправдать все вложения.
Осуществить свою задумку я решила днём, ибо в это время мы были с мамой наедине, а отец же пребывал на работе в данный период, так что ничего не могло нам с ней помешать. Оставалось лишь мне набраться смелости и сделать последний шаг. Всего лишь один шаг, который избавит от страданий не только мать, но и нас с отцом. Да, в глубине души я осознавала, что поступаю неправильно, но кто-то должен был взять на себя эту роль. Отцу и так многое пришлось вынести со мной и с ней, так что эта роль должна была принадлежать только мне. Тем более, отец на такое точно не решится.
На это был способен лишь настоящий монстр.
И вот, настал тот ужасный момент. Дав маме предварительно несколько уже знакомых ей таблеток, и дождавшись, пока она их полностью проглотит, я подняла руку, в которой держала смерть, и протянула маме заветную пилюлю. Она смотрела на меня своими безжизненными глазами, и я видела в них только отражение своей собственной жестокости — на меня смотрело настоящее чудовище. Она приняла их без колебаний, ничего не подозревая. Когда я смотрела, как она глотает отравленную таблетку, я видела её мучения, слышала её стон внутри себя, но не испытывала ни малейшего капельки раскаяния. Моя душа была окрашена в черный цвет, и все, что оставалось после этого злодеяния, было пустота и тишина.
Мой взгляд на ней был лишен сожаления и любви, только ледяная решимость наполнила мои глаза. Она выпила яд, даже не подозревая о той участи, которая ожидала её всего лишь через несколько мгновений. Я наблюдала, как мама начала задыхаться, её глаза наполнились ужасом, а лицо исказилось от боли и муки.
В тишине, прерываемой лишь её прерывистым дыханием, я стояла неподвижно, словно скульптура зла. Каждое секундное мерцание её жизни только усиливало мою безразличность и холод. Её тело сотрясалось от судорог, а кровь выступала на её губах. Были ли это последние мгновения моей матери? Может быть, её страдания, хоть и непостижимые для меня, были последними вехами на этом земном пути. Время тянулось, словно вечность, и наконец, её судороги начали стихать. Наступили последние секунды её жизни.
— Ло… Ло… — пыталась произнести она своими устами, что давалось ей очень тяжело из-за невыносимой боли. — Ло…ла. — произнесла она и замолчала навсегда.
Её глаза потускнели, и лицо утратило свою последнюю искру жизни. Она лежала передо мной, безжизненная и угасшая. Я ощущала горечь победы, но ни капли облегчения. Хоть на моём лице и была добрая улыбка в этот момент, из глаз рекой лились слёзы, остановить которые мне никак не удавалось.
— Теперь… ты свободна, мама. — сказала я тихим тоном и разревелась, не в силах сдерживать наплыв чувств и эмоций.