Сценарист

Син Айкава

Шли годы, а ситуация никак не менялась. Вообще никак. Что бы мы не делали, ей не становилось лучше. Мы перепробовали кучу самых разных методик, вызывали признанных целителей со всего мира, обращались в разные больницы по всему земному шару — ничего из этого не дало нам нужного результата. В нашей душе зародилось безысходное понимание: мы плывем против течения безнадежности, утопая в безмолвии наших разбитых надежд. В каждом углу дома остался след пустоты, напоминающий нам о том, что мы никогда не сможем вернуть то, что было потеряно. Мы стали пленниками этой трагической истории, и даже самые светлые моменты оказывались пронизаны горечью и разочарованием. Силы иссякали у нас, словно испаряющаяся влага в пустыне.

Отчаяние стало нашим единственным компаньоном, давящим наши души и проникающим в самую глубину наших сердец. Любовь и забота, которые мы столь безусловно оказывали матери, поглощали нас, оставляя лишь тленные остатки наших собственных жизней. Никакие слова, никакие деяния не могли изменить эту безумную реальность, в которой мы оказались запертыми. Мы становились рабами безвременья, каждый день повторялся с мучительной точностью, и надежда, как тонкий лучик света, исчезла в этой безбрежной тьме.

К тому времени, как случилось ещё одно ключевое событие в моей жизни, я уже окончила первые шесть классов. Трудно даже представить, что, несмотря на весь тот пиздец, что происходил в моей жизни всё это время, я могла заниматься учёбой, да ещё и с переменным успехом. Не скажу, что у меня были отличные оценки, но и плохими их назвать было нельзя. Можно сказать, что я во всём старалась быть средней, чтобы на меня меньше обращали внимание. Мне не хотелось иметь друзей, не хотелось лишних разговоров ни о чём и всего прочего — моя жизнь была таковой, что я не просто не хотела заводить какие-либо отношения с людьми. Быть может, я просто боялась, что меня предадут, или боялась того, что кто-то из моих одноклассников может сделать мне больно. Честно, не знаю, да и сейчас разбираться в этом не хочу. Разумеется, были попытки со стороны мальчиков моего класса привлечь моё внимание и заинтересовать меня, но я отшивала всех направо и налево, в результате чего даже получила прозвище «Непробиваемая скала». Я нахожу это очень забавным.

В один из дней, вернувшись со школы, я кинула портфель прямо на входе и завалилась на диван, включив при этом телевизор. Тот день был особо нервным для меня из-за повышения сложности учёбы, так что мне нужно было срочно расслабиться. И тут, будто бы по воле судьбы, я наткнулась на новостной репортаж одного известного канала, в котором говорили о двух героях, что сильно отличились при недавнем нападении злодеев. Их лица тут же пробудили во мне воспоминания тех самых событий, из-за которых моя мама всё ещё продолжала страдать.

Это были те самые герои — Ворон и Стервятник. На лице каждого светилась радостная улыбка, а их руки то и дело махали в сторону большого количества фанатов. Казалось, что прямо сейчас их вообще ничего не заботило — перед их глазами были лишь лучи славы, в которых они в данный момент купались. От увиденного у меня буквально сорвало крышу. Меня переполняли гнев, злоба и желание прикончить этих двоих. ЭТО ЖЕ ИМЕННО ОНИ ИЗНАСИЛОВАЛИ МОЮ МАМУ! ЭТО ОНИ СДЕЛАЛИ ВСЁ ЭТО С НЕЙ! КАК ЭТИ СУКИ ВООБЩЕ МОГУТ ПРЯМО СЕЙЧАС РАДОСТНО УЛЫБАТЬСЯ, БУДТО БЫ ОНИ НИЧЕГО И НЕ ДЕЛАЛИ?!

«Ненавижу… Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! БЛЯДЬ! Я ВСЕХ ВАС НЕНАВИЖУ!» — кричала я в порыве истерики.

Какая же была эта гнилая и предательская жизнь, в которой я застряла! Каждый день был мучением, каждый шаг напоминал о том, что мир полон трупных тел и разбитых мечтаний. Я утонула во мраке своих мыслей, забывая, что такое радость и счастье. Вся эта белая искорка надежды, которую я когда-то пыталась сжечь, исчезла, оставив лишь пустоту и отчаяние. Каждый взгляд в зеркало напоминал о том, что я необычна, и мои раны видны насквозь. Мои глаза стали отражением мрака, в котором я жила. Улыбка на моем лице была всего лишь иллюзией, замаскированной болью и обидой. Никто не знал, что

происходит за этой маской, никто не видел истину, которую я скрывала, и никто даже не смог подойти ко мне, дабы узнать всё это — я делала всё для того, чтобы быть отстранённой от всех.

Каждое утро я просыпалась с тяжелым грузом на душе, зная, что этот день принесет только боль и разочарование. Я оставалась изгоем в своей собственной жизни, отвернутой от света и счастья. Я стала отталкивать всех вокруг, стремясь сохранить свое заброшенное сердце от еще больших травм. Каждая попытка любви отвергалась, каждое прикосновение отталкивалось. Я проклинала свою судьбу и себя, за то, что стала игрушкой в руках судьбы, погруженной в этот ад.

И теперь, когда я видела этих двух "героев", Ворона и Стервятника, я почувствовала, как ненависть разрывает мое сердце на куски. Они продолжали свою параду, как будто их деяния были незначительными, ничто не важно. Улыбки на их лицах отражали бездушную радость, и я проклинала их силу, которая позволяла им наслаждаться своей подлой и несправедливой жизнью.

В порыве ярости я бросила пульт прямо в телевизор. Благо, не попала, а то лишилась бы своего единственного развлечения. Правда, пульту сильно досталось, но это малая кровь за такую агрессию.

Моя боль стала непереносимой. Все, что осталось в моей душе, это ярость, злоба и жажда мести. Я ненавидела не только их, но и саму себя за свою слабость и безмолвие. Я больше не могла терпеть это бесконечное страдание, эти безумные игры судьбы, которые разворачивались вокруг меня.

Мне хотелось уничтожить всё, что я только видела, но именно в этот момент из соседней комнаты снова закричала мать, после чего я, осознав, что у неё вновь начался приступ, пулей побежала к ней, дабы попытаться её успокоить. Раньше у меня это никогда не получалось, из-за чего этим занимался лишь отец, но сейчас его не было дома, так что мне пришлось взять его роль на себя, хоть я и испытывала страх к тому, что у меня может ничего не получиться.

Войдя в комнату, я увидела маму, пытающуюся встать, но ее ноги дрожали, неспособные поддержать ее тело. Руки ее судорожно сжимались и разжимались, словно она пыталась отпустить что-то невидимое. Ее глаза были испуганными и полными страха — страха от непонимания того, что вообще сейчас происходит. Она... она до сих пор ничего не понимала. Сердце мое сжалось от боли, но я не могла позволить панике охватить меня. Я быстро приблизилась к ней, постаралась ухватить ее за плечи, чтобы помочь ей справиться с этим приступом. Она сопротивлялась, отталкивала меня, словно внутри нее бушевала неистовая буря.

— Тише, мамочка, всё хорошо. — мягким голосом произнесла я, надеясь, что она успокоится, но этого, увы, не произошло.

Она продолжала сопротивляться, ее тело тряслось от судорог. Я сильнее обняла ее, стараясь дать ей ощущение физической поддержки. Я пыталась проникнуть в ее мир боли, быть рядом с ней в этой мрачной реальности, где она сражалась со своими демонами, и как бы она не старалась вырваться из моей хватки, я не отпускала её — я просто не могла этого сделать. Мне… мне не хотелось вновь оставлять её наедине с болью, страхом и отчаянием.

— Я с тобой, мамочка. — вновь произнесла я мягким тоном. — И я больше никому не позволю обидеть тебя.

И внезапно, словно приливом, приступ начал ослабевать. Ее дыхание стало медленнее, судороги утихли. Я продолжала поддерживать ее, чувствуя, как ее тело расслабляется под моим прикосновением. Она медленно приходила в себя, а ее глаза отражали исчезающую панику. Мои руки осторожно ослабили свой захват, предоставляя ей больше свободы в движениях. Я все еще стояла рядом, готовая поддержать ее, если приступ возобновится. Но с каждой секундой она становилась более спокойной, восстанавливая своё внутреннее равновесие.