Сценарист
Шрифт:
— И как же ему это удалось?
— Он тоже был частью экспериментов по созданию универсального солдата, но им занимались в другом филиале, что располагается здесь — в США. Он прошёл через ту же боль и те же страдания, что и я: испытывал каждодневные пытки, раз за разом лишался надежды и наблюдал своими глазами, как гибли его друзья. И он… также, как и я, ничего не мог с этим сделать, — картины прошедших дней вновь возникли у меня перед глазами, но теперь в них присутствовали и воображаемые события, главным героем которых был действующий линчеватель, — Он рассказал мне об этом после того, как я сломал его маску.
— А я-то думал, почему он в другой маске выступал, — ухмыльнулся Дженсен, пытаясь найти даже
— Затем, он стал поэтапно разрушать мою цель и мотивы. Он увидел во мне то, к чему я сам был слеп — моё эгоистичное желание отомстить лишь за себя.
— А разве это плохо?
— Всё это время я говорил всем и каждому, что хочу отомстить не только за себя, но и всех остальных детей, что погибли при попытке создать сыворотку. Я и сам не заметил, как начал лгать об этом, как начал ассоциировать себя с мстителем, c благородным мессией, что пришёл не только спасти человечество от боли и страданий, но и отомстить коварным злодеям, что собственными руками губили маленьких детей. Я лгал не только людям, но и самому себе. Это и увидел во мне Потрошитель, — Но это не самое страшное, что я услышал в ту ночь.
«— Тебе оставалось вытерпеть лишь несколько минут, после чего всё было бы кончено, но ты внезапно решил бороться с тиранами, бороться с теми, кто долгое время причинял тебе и остальным боль. И куда тебя это привело? Мало того, что ты собственными руками убил всех, кто в тот момент находился в одном здании с тобой, так ты ещё и нами пожертвовал!
— Что за вздор?! Какого чёрта я должен был переживать за кого-то, кого я даже не знаю? С чего это я вообще не должен был бороться?! Ты хоть понимаешь, что в тот момент я испытал?! На моих руках был Мики — мой лучший друг, который был маленьким лучиком света в той беспросветной тьме! Я жил только благодаря ему! Только он сдерживал меня от полного отчаяния! И он был мёртв! Они убили его! Что я должен был делать?!
— Из-за тебя на моих руках умерли все мои друзья! Девять лет я безостановочно хоронил своих друзей! Всё из-за того, что ты не позволил завершить разработку препарата!
— Да плевать мне на тебя и всех твоих друзей!
— Да тебе и на своих плевать!»
— Так уж вышло, что начало моей борьбы пагубно повлияло на испытуемых в другом филиале. Если бы я не взбунтовался, как говорит Потрошитель, все остальные дети остались бы живы. Но, увы, всё сложилось иначе, — хоть я и не чувствовал вины за это, но что-то глубоко внутри меня всё же болело при произношении этих слов.
— Но ты ведь не знал о них, да и не должен был знать. В тот момент ты хотел уничтожить тех, кто лишил жизни твоего лучшего друга. Как по мне, не стоит осуждать тебя в том, что кто-то там за бугром пострадал от твоего решения, — пытался поддержать меня Дженсен.
— Я тоже так думаю, но Потрошитель считает иначе. Он считает меня виновником его трагедии, и я ничего не могу ему противопоставить, ибо моё участие в тех событиях всё же имеется.
«— В твоих руках было множество жизней, Син Айкава. И ты не ценил ни одну из них.
— Неправда! Я до сих пор ценю каждую из них! Я даже пытаюсь отомстить за них!
— Не лги мне! Тебе всегда было плевать на всех, кроме себя. Ты хочешь отомстить лишь за себя! За своё испорченное детство! За боль, что причинили тебе! Ты всегда был эгоистом!
— Я пошёл по пути зла лишь из-за того, что хочу отомстить за остальных!
— Ты пошёл по этому пути,
— Это… неправда.
— Реально? Если так, то ответь мне на вопрос: ты помнишь их имена? Помнишь ли ты имена тех, кто делил с тобой боль, ужас и отчаяние? Помнишь ли ты их лица? Их глаза? Их голоса? Помнишь ли ты, как их звали?
— Будто бы ты их помнишь! Тебе же тоже плевать на всех тех, кто был рядом с тобой тогда. Пытаешься играть правильного передо мной, а сам такой же, да? Лицемер! Не смей судить меня, если сам такой же!
— Я никогда не забываю их, Син. И я никогда не забуду никого из них, в отличие от тебя, что лишь бездумно прикрывается умершими соратниками, пытаясь обосновать местью за них свои злодеяния. Ты убил Всемогущего только потому, что сам так захотел, и ты убил Звезду и Полосу по той же причине. В твоих поступках никогда не было ничего благого — лишь ожесточённая месть всему и вся».
— Он смог раскрыть мою истинную сущность, которую перестал замечать даже я сам, — как же ужасно было говорить об этом, — И я был не готов к этому. Мой разум привык считать, что я всё делаю правильно, и это погубило меня тогда. Осознание всего этого сильно ударило по мне ментально, лишив меня возможности пользоваться причудой.
— Ты не мог использовать причуду? — слегка удивлён был Дженсен.
— Моя причуда напрямую зависит от моего ментального и психического состояния, а также от тех чувств, что я ощущаю. Так как мои способности преображаются во что-либо при помощи моего воображения, если что-то влияет на мою способность адекватно мыслить и воображать, я просто не смогу пользоваться причудой. Это и произошло со мной в схватке с Джеком, — хоть эти подробности и были скучны, Дженсен сам попросил объяснить ему это, потому пусть довольствуется скучным описанием, — Ближе к концу схватки мною овладел страх, а моя уверенность чудесным образом испарилась, после чего, как ты понимаешь, мои способности уже были не пригодны к использованию. И тогда я… решил просто сбежать, — грустно улыбнулся я, — Мне показалось это правильным решением, но, как оказалось, мой противник тоже умел бегать. Собственно, когда я был максимально напуган, он загнал меня в ловушку и нанёс смертельную атаку со спины, пронзив меня аж двумя серпами.
— И после этого… не добил? Какой в этом был смысл? — искренне не понимал бывший солдат.
— Полагаю, его смутило то, что и тебя — выражение лица, — посмел предположить я, — Увидев улыбку на моём лице, он подумал, что я желаю погибнуть, и тогда он решил дать мне умереть долгой и мучительной смертью. Вероятно, он видел в этом логичный и справедливый итог моей жизни.
— И ты действительно хотел умереть, не так ли? — как же были холодны его слова.
— Полагаю, что так, — не стал отрицать я, — Ощущая тяжёлый груз на своих плечах, что образовался из-за моего эгоизма, моей лжи и фальши, я больше не хотел продолжать жить в этом мире, что был способен причинять мне лишь боль. Мне показалось, что это даже справедливо и правильно, и что так остальной мир сможет зажить лучше.