Сцены из жизни богемы
Шрифт:
— Однако прислушайтесь, — продолжал Шонар, и в голосе его звучал ужас.
— Что такое?
— Что такое?
— Мой рояль сам играет! До, ля, ми, ре, до, ля, си, соль, ре. Проклятое ре! Вечно фальшивит.
— Так это не у вас играют, а где-нибудь по соседству, — высказал предположение Родольф. Потом он шепнул Коллину, на которого грузно опирался всем телом:— Я пьян.
— По-видимому. Во-первых, это не рояль, а флейта.
— Однако и вы пьяны, голубчик, — проговорил поэт, обращаясь к философу, усевшемуся прямо на пол. —
— Скри… Хм… Эй, Шонар! — бормотал Коллин, таща приятеля за ноги, — слышал? Сей господин считает, что это скри…
— Гром и молния! — вскричал Шонар вне себя от ужаса, — мой рояль все играет. Тут какое-то наваждение!
— Фантас… магория…— завопил Коллин и выронил одну из бутылок, которые держал в руках.
— Чертовщина, — завизжал Родольф.
В самый разгар этого кошачьего концерта дверь неожиданно отворилась, и на пороге появился человек с канделябром, в котором горели розовые свечи.
— Что вам угодно, господа? — спросил он приятелей, вежливо кланяясь.
— Боже, что я наделал! Я ошибся! Попал не к себе! — воскликнул Шонар…
— Извините нашего друга, сударь, — подхватили Коллин и Родольф, обращаясь к незнакомцу. — Он напился до чертиков.
Вдруг сквозь пьяный угар Шонара осенила трезвая мысль: он прочел на своей двери надпись, сделанную мелом:
«Я три раза заходила за новогодним подарком. Феми».
— Да нет же, нет! Я действительно у себя, — вскричал он. — Вот визитная карточка, которую оставила мне Феми к Новому году. Конечно, это моя дверь!
— Боже ты мой! Я весьма смущен, сударь…— проронил Родольф.
— Поверьте, сударь, — прибавил Коллин, — я всецело разделяю смущение моего друга.
Молодой человек не удержался от смеха.
— Соблаговолите зайти ко мне на минутку, — ответил он, — и ваш друг, конечно, сразу убедится, что он ошибся.
— Охотно.
Тут поэт и философ, подхватив Шонара под руки, ввели его в комнату, или вернее сказать, — во дворец Марселя, которого читатель, вероятно, уже узнал.
Шонар обвел комнату мутным взглядом и прошептал:
— Как украсилось мое жилище! Просто поразительно!
— Ну что? Теперь убедился? — спросил его Коллин.
Но тут Шонар заметил рояль, подошел к нему и заиграл гаммы.
— Эй, вы там, послушайте-ка! — сказал он, беря аккорды. — Все благополучно! Скотинка узнала хозяина! Си, ля, соль, фа, ми, ре! О-о! Проклятое ре! Ты неисправимо! Говорил же я, это мой рояль.
— Он настаивает на своем! — Коллин Родольфу.
— Он настаивает на своем! — повторил Родольф, обращаясь к Марселю.
— А это что? — добавил Шонар, показывая юбку, усеянную блестками, которая валялась на стуле. — Скажете, это не мой наряд?
И он в упор посмотрел на Марселя.
— А это? — продолжал он, снимая со стены повестку судебного исполнителя, о которой говорилось выше.
И он стал читать:
«Принимая во внимание
— Ну и ну! Что же, по-вашему, я не тот господин Шонар, которого выселяют через судебного исполнителя и которого почтили гербовым сбором в сумме пяти франков? А это что такое? — продолжал он, увидав на ногах Марселя свои ночные туфли.
— Ведь это же мои шлепанцы, вышитые любезной мне рукой! Теперь вы, сударь, объясните, как вы попали к моим ларам? — спросил он Марселя.
— Господа, — ответил тот, обращаясь к Коллину и Родольфу, — признаю: ваш друг, — и он указал на Шонара, — действительно у себя дома.
— Ну вот и отлично, — воскликнул Шонар.
— Но и я, — продолжал Марсель, — я тоже у себя дома.
— Однако, — перебил его Родольф, — если наш друг узнаёт…
— Да, если наш друг…— подхватил Коллин.
— И если вы, со своей стороны, тоже помните… то как же могло случиться…
— Да, как же могло случиться…— повторил Коллин, словно эхо.
— Благоволите присесть, господа, — ответил Марсель. — Сейчас я вам разъясню эту загадку.
— Не спрыснуть ли нам разъяснение? — заикнулся Коллин.
— И не закусить ли малость? — добавил Родольф.
Молодые люди уселись за стол и дружно набросились на холодную телятину, которой они запаслись в погребке.
Тут Марсель рассказал о том, что произошло утром между ним и хозяином, когда он приехал сюда с вещами.
— В таком случае вы, сударь, вполне правы: мы находимся у вас, — сказал Марселю Родольф.
— Нет, нет, сударь, вы у себя дома, — учтиво ответил Марсель.
Но потребовалось немало труда, чтобы втолковать Шонару, что именно произошло. Тут приключился забавный инцидент, подливший масла в огонь. Разыскивая что-то в буфете, Шонар обнаружил там сдачу с пятисотфранковой ассигнации, которую господин Бернар утром разменял для Марселя.
— Так я и знал! Случай никогда меня не подведет! — вскричал он. — Теперь припоминаю: ведь я утром вышел из дому, твердо надеясь, что он мне подвернется! А он, узнав, что я просрочил все платежи, сам явился сюда, но как раз в мое отсутствие. Мы разошлись, вот и все. Вот здорово, что я оставил ключ в ящике!
— Счастливое заблуждение, — прошептал Родольф, наблюдая, как Шонар укладывает монеты ровными стопочками.
— Мечта, обольщение — такова жизнь, — добавил философ.
Марсель хохотал.
Час спустя все четверо крепко спали.
На другой день они проснулись около двенадцати и были крайне удивлены, увидев себя в такой компании. Шонар, Коллин и Родольф, по-видимому, не узнали друг друга и называли один другого не иначе, как «сударь». Марселю пришлось им напомнить, что накануне они явились к нему втроем.