Счастье дается всем. Книга 1
Шрифт:
Янника хмыкнула. Уж она-то знала, что это за сила…
– Он только ногами перебирать успевал, – Риг улыбался счастливо, продолжая. – Гейт потом тоже о мою метку ключ охлаждал. Может потому и волосы у нас с ним потемнели. Запеклись, наверное?
– Запеклись? Гейт тоже тёмненький стал?
– Можно сказать и так…
Они прошли ещё немного, сквозь бурлящую толпу, ловко уворачиваясь от особо эмоциональных, подвыпивших гуляк.
– Нас всех забирают на подготовку сегодня утром, – Риг развернул девушку к себе у забора гостиницы. – А через неделю мы улетаем, Янника. Я приеду за тобой в Дергиборг из подготовительного лагеря. Не бери
Вот так всё просто: лечу с женой… Риг сказал! Всего неделя…Чтобы принять новую жизнь. Чтобы попрощаться со старой. С мамой, с домом, с Хейдушей, с Дуськой, с Дергиборгом, с Хротгаром… И сердце вдруг так больно и так сильно заныло!
– Что? – шепнул Риг, словно почувствовав всё.
Но Янника не смогла ответить. Слова застряли где-то внутри. Потому что этот мужчина, счастье с ним, будет стоить ей этой простой, понятной и очень интересной жизни.
– Что? – снова взволнованно спросил он, заглядывая Яннике в глаза.
– Пообещай…– слова дались с трудом. – Пообещай, что я никогда не пожалею о этом.
– Пока я жив, ты не пожалеешь! – твёрдо и торжественно прозвучало в воздухе.
И Янника облегчённо выдохнула, вытерев о платье вмиг вспотевшие ручки. Она знала, что это не пустое обещание. Ибо Риг не умел врать. Он был из той редкой породы мужин, что всегда держат свое слово… Всегда!
Глава 35
Янника и Риг до самого рассвета исходили весь город. Он за эти несколько часов стал им близким знакомцем: казалось, не осталось в нём ни одной улочки, ни малюсенького закоулочка, где бы ни побывали сегодня Янника с Ригом. Они всё время держались за руки и всё не могли ни наговориться, ни нацеловаться. Что им бушующий эмоциями мир, когда всё вокруг них поёт о любви и о счастье?!
– Люблю… А ты?
– А ты уже спрашивал. Не раз…
– А ты не ответила.
– Ответила.
– Я не слышал.
– У тебя какой-то слух избирательный.
– Нормальный слух. Правильный. Но если не ответишь, я тебя поцелую.
– А если отвечу, ты тоже меня поцелуешь…
И Риг хохочет. И сильные руки снова горячи, и тёплые губы не дают покоя. И Янника не чувствует ни стыда, ни смущения. Потому что всё так, как должно быть. Да! Именно так.Лишь одно мгновение было омрачено.
Риг с Янникой забрели в какой-то городской закуток, тёмный и неприглядный. Юноша хотел сразу увести девчонку туда, где свет и красота, разумно полагая, что трущобы не способствуют радости и любви. Но Янника так смешно фыркала, зацепившись подолом платья за покосившийся забор, так умилительно отцепляла его от крючкообразного гвоздя, ворча под нос совсем по-стариковски, что Риг снова забыл обо всём на свете. И любовался, любовался, любовался.
Совсем рядом хлопнула дверь. И в тёмном проёме старенького дома, теперь освещённом узкой полоской тусклого света, показались двое: мужчина и женщина. Она плакала, била его по удерживающим рукам и рвалась вперед, где застыли невольными свидетелями человеческой боли два счастливых человечка.
– Зачем! – кричала она.
И её захлёбывающийся болью голос резал радостное пространство, как острый нож нежную руку. – Зачем ты отпустил его?! Зачем! Я бы всё продала! Всё! Этот дом, этот кусок земли! Я бы себя продала! Целиком или по частям, не важно! Но мой мальчик был бы жив!!!
Мужчина судорожно продолжал удерживать её, держась на последнем усилии воли, пока она билась в истерике в его руках, изламываясь в неподдельном отчаянии.
– Амадини! Дорогая! Он пошёл сам! – мужчина пытался её успокоить. – Я не мог его остановить. Он сам так решил! Ты же знаешь своего сына. Сам…
– Нет! Не сам! Проклятые деньги! Проклятое золото! Проклятые, жадные, ненасытные иллике! – рыдала женщина, и её ладонь звонко била мужчину по лицу и падала бессильно вниз. – Зачем ты вылечил меня? Лучше бы я умерла там, на месте, но мой мальчик, мой умный, гордый, мой чудесный мальчик сейчас был бы жив. Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты отпустил его! Ты! – и женщина снова забилась в руках большого мужчины, беспомощного в своей растерянности и боли.
Женщина плакала. Так горько и так безутешно, словно вся скорбь мира была сейчас на её плечах. Она стекла вниз к ногам мужчины, как стекает под откос липкая, плотная, жирная земля в ливень. Он, неловко перехватывая, всё старался поднять женщину вверх. Но она утекала из его ладоней. По частям. Заломанные руки, слабые ноги, беспомощный торс. Наконец, мужчине удалось прижать её к себе, и она бессильно уткнулась ему в грудь, чтобы раз за разом, откинув голову назад, выть на звёзды безумной волчицей, потерявшей своего щенка.
Обнаруживать себя в такой ситуации Риг не хотел. А потому замер в укромной нише, обнимая любимую. Но что творилось с Янникой, тоже наблюдавшей эту безнадёжную картину человеческого отчаяния, Риг не понимал. Она вся словно свернулась клубочком. Словно принимая на себя ответственность за происходящее. Когда мужчина в этом старом доме внес обратно бессильное тело своей женщины и хлопнула, закрываясь, дверь, Янника прошептала:
– Это его родители!
– Чьи? – не понял Риг.
– Юноши, что не вышел из Торгского ущелья. А я ведь даже не знаю, как его зовут…
Янника вывернулась из крепких объятий и подошла к темнеющему дому. Дымная змейка, что скользила неслышно за ней, вдруг двинулась вперёд хозяйки, шипя. Там, впереди, под порогом старого дома росла, полная несчастий, чёрная поросль рваного пространства. Кустистая! Заметная! Большая! Вот тебе и ответ… Старая посадка… лет пять, не меньше…Откуда-то Янника это знала.
Змея скользнула под ступени и, носом подрыв одну из плотных чёрных веток, вытащила на свет ржавый медальон, очень похожий на тот, что сорвала Дуся с шеи Гейта. В нём плотными, мощными корнями держалась эта дрянь. Янника не раздумывала. Остатки серебряных шпилек так и крепились на её поясе острыми иголками с ночи. Вполне достаточно! Несколько привычных, отточенных движений, и вместо вороха несчастий лишь горстка звёздного пепла. Так легко! Что же никто из белокурых хранительниц города не почувствовал? А?
На всякий случай Янника обошла весь дом кругом. Но ничего больше не нашла. Она потянула из хвоста змеи нить и, быстро, в минут пять, сообразив лёгкую сеть, набросила её на пол у входа, закрепив по бокам. И ещё подумала: раз чёрная дрянь может расти, то и дымное семечко тоже? В купальню свою за сердечком она к дымной воде ходила. Так почему не попробовать?
Из остатков вытянутой белой нити она свернула, как на уроке, простую ромашку, со стебельком, сформировала плотные корни и, достав последний золотой вестник, что всегда носила с собой, оторвала у него крохотный колокольчик и повесила в серединку цветка.