Счастье и тайна

Холт Виктория

В этот момент я вдруг поняла, что все за столом замолчали и прислушиваются к нашему разговору.

Сэр Мэтью наклонился вперед и похлопал меня по руке.

— Не слушайте моего кузена, — сказал он. — Он рассказывает вам только о наших бесславных предках. Саймон злится: он ведь тоже Рокуэлл по женской линии родства, но ему не видать Ревелз как своих ушей.

Я заметила, как глаза у Саймона загадочно блеснули, и сказала:

— Осмелюсь сказать, у вас ведь свое прекрасное поместье.

— Келли Гранж! —

сэр Мэтью произнес это почти с презрением. — Семейство Редверз всегда завидовали нашему Ревелз. — Он указал на Саймона. — Его дед женился на одной из моих сестер, но она никак не хотела жить вдали от Ревелз. Она все время наезжала сюда — сначала со своим первым сыном, потом с внуком. Кстати, что-то мы последнее время не так часто тебя здесь видим, Саймон?

— Постараюсь исправиться, — заметил Саймон и насмешливо улыбнулся, глядя на меня.

Послышалось басовитое похохатывание сэра Мэтью, при этом викарий с женой, казалось, были шокированы.

Итак, наш разговор продолжался, и несмотря на свою неприязнь к соседу по столу, мне было немного жаль, когда обед закончился. Я наслаждалась борьбой, мне нравилось воевать с ним — хотя бы на словах. Я пришла к выводу, что мне особенно неприятны люди, которые критически судят обо всем, не зная истинного положения дел. Именно к такому типу людей я с уверенностью отнесла и Саймона Редверза.

После обеда женщины удалились в гостиную, а я попыталась поближе познакомиться с Дамарис. Но это оказалось делом нелегким. Казалось, приятная в общении, она была очень замкнута и даже не пыталась поддерживать разговор, так что я решила, что за этим прекрасным лицом скрывается душевная пустота, и была рада, когда мужчины присоединились к нам. Саймон Редверз ни на шаг не отставал от Дамарис, к неимоверной досаде Люка. А я с радостью переключилась на разговор с викарием, который рассказал мне о том, как в поместье Ревелз устраивались ежегодные церковные приемы гостей в саду и о том, как они с женой хотели бы организовать постановку средневековой мистерии или историческую инсценировку в развалинах монастыря накануне праздника летнего солнцестояния. Он надеялся, что я поддержу его усилия, и я пообещала с радостью сделать все, что смогу.

Вскоре после обеда сэру Мэтью стало плохо. Он откинулся в кресле, и лицо у него стало совершенно багровым. Доктор Смит тут же оказался рядом и с помощью Саймона и Люка отнес сэра Мэтью в его комнату. Естественно, это происшествие расстроило праздник, но когда доктор Смит возвратился, он сказал, что с сэром Мэтью все будет в порядке. Он пошел к себе домой за пиявками. Сэр Мэтью всегда настаивал, чтобы ему пускали кровь именно таким образом, потому что так делал еще его отец.

— Через день или два он будет на ногах, — заверил нас доктор перед уходом.

Но праздничное настроение померкло и теперь все просто сидели и говорили о чем-то незначительном.

В

половине двенадцатого мы с Габриелом ушли. Он обнял меня и сказал, что я добилась успеха и он мной гордится.

— Не думаю, чтобы я понравилась всем, — заметила я.

— Кто же мог остаться равнодушным?

— Например, твой кузен.

— А, Саймон! Он прирожденный циник. Он завидует. Он променял бы Келли Гранж на Ревелз в любую минуту. Вот подожди, ты посмотришь на Гранж. Он вполовину меньше, чем Ревелз — обыкновенный старый помещичий дом.

— Не понимаю, каким образом его желание завладеть Ревелз связано с его отношением ко мне.

— Может быть, он завидует мне не только по этой причине…

— Но это абсурд!

И тут вдруг Фрайди подбежала к двери и яростно залаяла, бросаясь на дверь, будто хотела выломать ее.

— Господи, что это с ней такое? — всплеснула руками я.

Габриел побледнел.

— Там кто-то есть, — прошептал он.

— И совершенно очевидно, что Фрайди его не любит. — Я обернулась к Фрайди: — Спокойно, Фрайди.

Но она не обращала на меня внимания; она продолжала лаять и с яростью бросаться на дверь.

Я взяла ее на руки и открыла дверь.

— Кто там? — спросила я.

Ответа не последовало, но Фрайди рвалась из рук.

— Что-то испугало ее, — заметила я. — Надо надеть на нее поводок. Я не хочу, чтобы она свалилась с балкона.

Я вернулась в комнату с ней на руках и посадила на поводок. Когда я опустила ее, она натянула его изо всех сил.

Она тащила меня вдоль по коридору, но, не доходя до балконной двери, стала кидаться на другую дверь, слева от нее. Я протянула руку, и она легко поддалась. Это был большой пустой шкаф. Фрайди рванулась внутрь и начала все обнюхивать.

Потом я открыла балконную дверь — там тоже никого не было.

— Вот видишь, Фрайди, — сказала я, — никого тут нет. Ну что тебе не нравится?

Мы с ней вернулись в спальню. Когда я вошла, Габриел сидел спиной ко мне. Он обернулся, и я увидела, как он бледен. И тут мне в голову пришла ужасная мысль — он боялся того, что было там, за дверью, и все-таки позволил мне пойти туда одной. Неужели я вышла замуж за труса?

Я постаралась как можно скорее отогнать от себя эту мысль.

— Много шума из ничего, — проговорила я как можно беззаботней.

Фрайди казалась теперь абсолютно спокойной. Когда я сняла с нее поводок, она прыгнула в корзинку и свернулась там клубком.

Я готовилась ко сну, продолжая недоумевать, что же могло так взвинтить Габриела.

Потом я вспомнила разговор за обеденным столом и стала спрашивать себя: может, Габриел подумал, что там крадется призрак? И балкон обладал для него какой-то патологической привлекательностью…

В таком доме вообразить можно было что угодно.