Счастье по обмену

Колесникова Вероника

— Ну Мань, что ты такое говоришь-то, — неожиданно осадил ее мужчина. — Не лезь к нему!

— Да я не лезу, не лезу, — зашептала Маня. — Вдруг он опять помешается, буйство какое устроит? Пиво будет по всему самолету искать? Или еще что? Видела я таких запойных. Как белочку схватит, так давай руки распускать.

Роман перестал делать вид, что не слышит откровенно громкого шепота.

— Да успокойтесь вы уже. Я вам мешать не буду.

— Вот и правильно, вот и хорошо, — неожиданно миролюбиво согласилась с ним женщина. — И не надо буянить. Все-таки это самолет, куда тебя тут девать?

С парашютом выкидывать, что ли?

Только она это сказала, как тут же дернулась: видимо, муж рядом ущипнул ее за толстый бочок.

Яковенко стало смешно. И без того было радостно, а от беспокойства этой тетки напало такое щекочущее горло раздражение, которое только громким смехом и лечится. Поэтому он закашлялся и прятался от обеспокоенных ее взглядов до тех пор, пока не взлетели.

А потом засунул в уши наушники, включил музыку и задремал.

Ему снилась вода — бескрайнее спокойное море. И ее гладь морщила только одна деталь — маленькая лодочка, в которой сидели двое. Он сам, Роман Яковенко, сидел на веслах, и спокойно налегая на них, греб вперед. Лодка слушалась идеально — от малейшего прикосновения весел будто шагала вперед, в указанном им, рулевым, направлении. А прямо перед ним сидела Юля. Вся такая радостная, сотканная из солнца и бликов от воды, в платье, легком, которое очень ей шло, то ли белом в красный горох, то ли в красном — в белый.

И весь сон был такой приятный, спокойный, размеренный, что он в который раз убедился: это точно она, она предназначена ему.

Ну с кем еще он становился таким? Таким легким, таким воздушным, таким правильным? Ничего не делая, ни прилагая никаких усилий, она заставляла его смеяться, радоваться каждому дню, и ценить все то, что он имел. А имел-то он немало!

Роман продолжал улыбаться смеющейся во сне Юле и уже там, во сне, говорил с ней:

— Белохвостикова, как так получилось, что ты всю мою жизнь перевернула? Я тебя еще не знал, а ты меня уже перекроила: заставила почувствовать себя сильным и способным на все, когда я твою гостиницу переоборудовал. Я когда вернулся домой, по-новому на свою жизнь посмотрел. И то, что раньше казалось мне само собой разумеющимся, я стал больше ценить. И за ошибки твои в руководстве «Самара-сити» спасибо!

Тут призрачная госпожа Белохвостикова сморщила свой маленький носик и Роман снова рассмеялся.

— Да нет же, я благодарен тебе! Я с таким удовольствием снова ввязался в работу! Взялся за дело! А сейчас? Я чувствую себя самым счастливым мужчиной на земле!

Тут Роман отложил весла и потянулся к Юле за поцелуем. Но девушка почему-то улыбаться в ответ не хотела. Она начала легонько бить его по щекам и приговаривать:

— Мужчина! Держите себя в руках! Мужчина! А ведь обещал вести себя прилично! Как не стыдно!

Роман с трудом открыл глаза и перед его лицом явилась размытая со сна грудь, затянутая в цветастую ткань. Белохвостикова Юля не могла похвастаться таким объемом тела, и это означало одно: он проснулся в самолете на своем месте, прикорнув каким-то образом на необъятной груди соседки.

Он остановил руку тетки, которая пыталась его добудиться, и скомкано извинился.

А тут подали чай, и он окончательно проснулся,

чтобы больше не засыпать, а потом и тетка с мужем поменялись местами, чтобы держаться подальше от улыбчивого «извращенца».

Юля проснулась от стука в дверь. Она замоталась простыней и приоткрыла дверь. В проеме обнаружился маленький щуплый паренек.

— Май нейм из Ник, ай… - начал бодро рапортовать он с жутким акцентом.

— Спокойно, мальчик, давай по-русски тоже самое, с начала, — остановила начавшийся литься поток красноречия от студента заспанная Белохвостикова.

— Вам цветы. Вот, — он протянул красивый нежный букетик из розовых садовых роз, перевязанный зеленой шелковой ленточкой.

— Это от кого? — недоверчиво покосилась на цветы Юля, не торопясь принять букет.

— Там записка. Мужчина заказал утром, вернее, еще ночью.

— Мужчина? — Белохвостикова повернулась, чтобы оглядеть номер. Действительно, Романа в нем не было. Кровь от отчаяния бросилась ей в лицо.

— Ну да, записку прочитайте.

Белохвостикова приняла букет, который тут же охладил руки (видимо, цветы только что достали из вазы с водой), вдохнула их приятный сладковатый аромат и достала кусочек картона. На нем красиво, каллиграфическим почерком было выведено: «Спасибо за роман».

Ну вот вам и ответ, почему она проснулась сегодня одна, в гордом одиночестве брошенной женщины…

Юля вдохнула, и упала лицом в подушку.

Ей оставалось страдать в одиночестве два дня: Роман ее бросил, даже не дождавшись рассвета, сбежал домой, в Россию, а Катя и Всеволод должны уже находиться в небе — их самолет был зафрахтован примерно на это время.

Юля бросила букетик на пол, к использованному ночью полотенцу, от чего она сразу же покраснела, и перевернулась на другой бок — решила спать до упора. До самого вылета из страны.

Глава 27

Юля

Белохвостикова открыла одну шоколадную конфету, пошуршав фантиком, надкусила ее, поморщилась и бросила на пол, к остальным товаркам.

Она сморщилась от резкого привкуса лимона, который резко окислил все рецепторы языка и языком вытолкнула половину конфеты изо рта.

— Фуууу, — сказала девушка, и это были первые ее слова за три дня.

Если бы сейчас кто-то зашел в комнату, в которой находилась Белохвостикова, то он бы не узнал девушку: свалявшиеся в колтун волосы, синяки под глазами, несвежая рубашка. Вся она представляла собой памятник брошенной девушки — такая же несчастная, замученная, грустная и потерянная.

Рядом с ней, где-то между мешком конфет и использованными носовыми платочками лежал выключенный сотовый телефон, на который она периодически поглядывала.

Включить его хотелось неимоверно. Но пока это был единственный шаг, на который хватало ее силы воли. Или чего-то другого, пока было не разобрать — в Юлиной душе царил кавардак, который очень подходил к комнате, в которой она находилась.

Вернувшись через два дня после Кати в город, она сразу же зашла в хостел, оформила документы, согласно которым подруга становилась управляющей гостиницей в Жигулевске, собрала вещи и переехала из хостела в комнату на другом конце города.