Счастье само не приходит
Шрифт:
«Я в больнице! Значит, жива! — догадалась Оксана. Мысль эта пришла не от боли, а от запаха эфира и йодоформа. — Но почему с потолка светят яркие фары? И почему вокруг так много людей?.. Кто-то ощупывает мою голову...» Оксана, стиснув зубы, потянулась рукой к повязке, чтобы немного ее ослабить. И сразу застонала, потеряла сознание.
Когда Оксана пришла в себя, ее руку кто-то держал.
— Падает пульс...
«Это обо мне говорят», — догадалась она.
Ее подняли, положили на операционную каталку. Оксана заколыхалась, словно на волнах;
Оксана открыла глаза, яркие фары исчезли. Но люди в белых халатах не расходились. Они смотрели на нее. А один из них внимательно разглядывал рентгеновский снимок, который только что принесла сестра.
— Как себя чувствуете? — спросил врач, смотревший снимок. — Спина как?
— Нормально, — одними губами прошептала Оксана.
— Вы говорите: четвертый и пятый? — обратился врач к одному из ассистентов. — Помогите-ка мне...
Голос его строгий, властный.
Чьи-то руки осторожно повернули Оксану вниз лицом. Согнули и разогнули ногу. Потом сильно нажали твердыми пальцами на позвоночник. Оксана почувствовала страшную боль.
— Пошевелите ногой. Еще... Больно?
— Больно, ой больно... — застонала Оксана.
— Это хорошо, что больно, очень хорошо!..
Врачи продолжали говорить между собой, а Оксана соображала: «Где же Сергей? Почему его нет? Как там девочки? Постой... это же его голос! Сереженька! — прошептала она. — Я знала, ты бросишь все и приедешь. Мне теперь лучше...» Но ее голоса никто не услышал.
Троллейбус полупустой. Григоренко сидел и отсутствующим взглядом смотрел в окно. Город к вечеру побелел. Подъехали к Приднепровскому парку. Запорошенные снегом деревья притихли, боясь пошевелиться, чтобы не потерять свой новый, зимний наряд. Но вот парк закончился, появились дома. Они выглядят празднично, нарядно, будто их специально посеребрили. Улицы заполнены людьми. Все радуются выпавшему снегу.
— Гостиница! — объявил водитель троллейбуса.— Следующая — «Дормаш».
«Год назад я устраивал Оксану в эту гостиницу,— вспомнил Григоренко. — Нет, не легким оказался для нас прошедший год!»
Впереди Григоренко сидели две пожилые женщины. Сергей Сергеевич отчетливо слышал их беседу.
— Гляди, птицы садятся на верхушки деревьев; значит, быть морозу! — сказала одна.
— Ну, что было — видели, а что будет — увидим,— ответила собеседница.
Они помолчали. Потом опять заговорила первая:
— Вы слыхали? Жена директора Днепровского комбината упала в карьер. Говорят, она ехала в машине с бывшим мужем...
Григоренко было неприятно слышать этот разговор. Но ничего не поделаешь, на ходу из троллейбуса не выйти.
— Горе одно не приходит. То мать похоронил, то с женой такое несчастье, — сокрушенно ответила вторая женщина. — Да еще вроде с работы должны его снять...
— Свое счастье
— Что ж ему, всю жизнь одному жить? Да и у нее что за жизнь была? Прежний муж — пьяница... Не слыхали, выживет ли она?
— Говорили, что жива, но в безнадежном состоянии. Доктора от нее не отходят.
Женщины на мгновение снова умолкли.
— А этот бухарик, видать, любил свою жинку, если в карьер с машиной бросился. Надо же, на такое решился!
— Подлец он, раз решился на такое. Дочка ведь у них!
— Да, дети не виноваты. Детей, конечно, жаль.
— Вы думаете, легко будет директору пережить такое?.. Нужно гранитное сердце иметь, чтобы все это выдержать. В прошлом году...
Григоренко встал, прошел к выходу.
«Гм, гранитное сердце!» — повторил он услышанные слова.
Нет, сердце у него не из гранита. И никому не ведомо, сколько он пережил в ту ночь, когда жизнь Оксаны держалась на волоске...
«На чужом несчастье свое счастье строит!..» Нет. Этот упрек Сергей Сергеевич решительно отбрасывает. Его совесть чиста.
Григоренко издали посмотрел на женщин. «Наверное, до сих пор говорят о нас... А если бы Оксана ушла, как хотела, с Клинского карьера, возможно, этого и не произошло бы...»
Да, нелегкая им выпала доля. Но с Оксаной просторнее на свете. И солнце ярче. Нет, никто не сможет помешать им. Он готов на весь мир закричать: «Я — счастлив!» Сергей Сергеевич сейчас впервые всем сердцем почувствовал, что по-настоящему счастливым он может быть только с Оксаной. И тут же спросил себя: «А если бы Оксана погибла?»
От этой мысли повеяло холодом. «Нет, этого не должно было случиться! Теперь я сделаю все, чтобы жизнь наша в дальнейшем ничем не омрачалась. Оба мы станем друг для друга просто необходимыми. Иначе быть не должно. Верно говорит народная пословица: «Счастье само не приходит».
На площадке Сергей Сергеевич замешкался, долго отыскивая ключ, чтобы открыть дверь.
Девочки с нетерпением ждали отца. Едва он открыл дверь, кинулись к нему.
— Папочка, мама скоро вернется? — защебетали они в один голос, держа друг друга за руки.
Из кухни вышла женщина с полотенцем на плече.
— Добрый день, Сергей Сергеевич!
— Здравствуйте!..
— Вы меня не узнаете? Помните, вы у нас в прошлую зиму были.
— Узнал, вы — мама Любы.
Григоренко хотел спросить, где Люба, но не решился. Где! Дома, конечно. Где же быть ей еще?
— Буду вам помогать, пока жена в больнице, — сказала женщина.— Садитесь ужинать. Девочки уже поели.
— Спасибо вам!
— Здесь вот почту привезли с комбината.
Она вышла на кухню и принесла оттуда газеты и телеграмму.
Григоренко пробежал глазами по скупым, предельно лаконичным строчкам: «Поздравляю Вас зпт коллектив комбината первым местом Всесоюзном социалистическом соревновании зпт переходящим знаменем Совета Министров тчк Главным инженером комбината назначен Борзов тчк Шер».