Счастье Зуттера
Шрифт:
Компания слушала и улыбалась незнакомцу, как бы прося о снисхождении и в то же время не без злорадства. Зуттер в ответ не улыбнулся. Он поднялся с табуретки и обнял Тиса.
— Желаю счастливо добраться домой, коллега, — сказал Тис.
— И тебе того же. И не забывай: Цетт.
— Цетт, — подтвердил тот. — Цетт. — И слезы снова полились из его глаз. Он вытащил из кармана ключи и протянул их Флючу.
— Я ухожу, после меня можно закрывать. Прощай, коллега, — крикнул он и, не оборачиваясь, поднял руку над головой. — Настала минута прощанья. У озера тихий пассаж. Tout va bien [50] . У меня появился друг. Об остальном — молчок.
50
Все
Оба исчезли за дверью. Возобновившийся гул в зале поглотил шум запускаемого автомобильного мотора. Зуттер остался сидеть, никто с ним не заговаривал. В половине двенадцатого он все еще сидел у стойки. Когда барменша села напротив, он сказал:
— Я не хочу этого знать.
— Чего?
— Того, что вы хотите мне рассказать о Тисе.
— Я ничего не собиралась вам рассказывать, — насмешливо заявила она, принимаясь убирать посуду, и вдруг показалась Зуттеру значительно моложе.
— Иди спать, Зуттер, завтра тебе предстоят кое-какие дела. Ты славная женщина, Рутли, а мне бы надо подниматься.
Должно быть, он говорил громко, так как женщина за стойкой сказала:
— По мне так можете сидеть и дальше.
— Спокойной ночи, — сказал он.
— И вам того же.
Если бы она стояла на дороге, подняв вверх большой палец или держа в руках картон с надписью, например, МИЛАН, он не стал бы тормозить.
Как-то ему довелось писать репортаж об одной криминальной истории. Девушка из ааргауской долины стояла у дороги в качестве приманки, когда проезжавшая машина остановилась, ее атаковали два молодых парня, прятавшиеся в кустах. Они вытащили водителя, прокуриста в возрасте Зуттера, раздели до исподнего, избили до потери сознания и привязали веревкой к дереву. После этого все трое сели в машину жертвы и скрылись. Он освободился от пут, когда уже начало темнеть, и смог доползти до обочины, но там его никто не заметил, и он выполз на дорогу, где на него наехала первая же машина, у которой при этом лопнуло колесо. Позже молодая пара показала, что их ослепило заходящее солнце. Молодой человек заменил колесо, а женщины укладывала поудобнее пострадавшего, который еще мог давать ей указания. В конце концов они на запасном сиденье своего спортивного автомобиля довезли потерявшего сознание прокуриста до ближайшего городка и доставили в больницу. В реанимации он так и не пришел в себя, и полиция удовлетворилась тем, что задержала на ночь молодую пару. На следующий день прокурист скончался, успев, правда, снять обвинение с пытавшейся ему помочь незадачливой пары. Как орнитолог-любитель он оказался в состоянии описать настоящих преступников и даже вспомнил номера двух автомашин, замедливших движение во время нападения на него, но потом быстро умчавшихся с места происшествия. (Зуттер назвал свой репортаж «Бегство очевидцев».) Схваченные и привлеченные к суду преступники не высказали ни малейшей готовности признать свою вину и возмущались, что их обвиняют в убийстве. Они ведь свою жертву даже не ограбили! Речь шла о простом пари. Девушка, дочь врача, вызвалась «изнасиловать» первого встречного мужчину, принудить его к сексу, при этом как следует его запугав. Этим должны были заняться оба парня, не верившие в успех затеи. Но пари есть пари. Они не собирались действовать слишком грубо, но, видимо, ошиблись с подопытным кроликом, который не понял шутки и оказался изрядным дохляком. Они поехали за помощью, но по дороге передумали. С дурацким исходом этого дела они не имеют ничего общего. Зачем привязали человека к дереву? А чтобы не забрел на автостраду!
Эта история быстро промелькнула в голове Зуттера, так что тормозной путь оказался не слишком длинным. Не таким уж он был стариком. Когда он увидел девушку, сидевшую вблизи дороги на усеянном валунами поле, что-то в ее позе подсказало ему, что она нуждается в помощи. Заехав двумя колесами на обочину, он дал задний ход.
При этом она и виду не подала, что хочет его остановить. Она сидела на обломке скалы и обеими руками массировала правую ступню; снятая кроссовка валялась рядом. Опустив закатанную штанину джинсов, она
Он опустил стекло дверцы и спросил, что случилось.
Пропустив мимо ушей его слова, она снова принялась массировать ступню и щиколотку, потом наконец подняла голову и недовольно вздохнула.
Она встала, взяла свой маленький рюкзак и, волоча его за собой, заковыляла к машине, но, казалось, заметила ее, только когда уперлась в нее носом.
— Подвернули ногу? — спросил Зуттер.
Она промолчала; он взглянул в ее хмурое лицо, которое можно было бы назвать красивым, если бы его черты хоть немного гармонировали друг с другом. Ее усталые, чуть раскосые синие глаза смотрели куда-то вдаль, казалось, она впервые видит эту местность: чистенькие на вид хлева, разбросанные там и сям по белесоватым полям, обрамленные лиственными лесами гряды гор, на вершинах которых уже появился первый снег. Потом взгляд девушки остановился на его руке, лежавшей на теплой кромке дверцы с опущенным стеклом. «Она вроде как не в себе, — подумал Зуттер, — взгляд какой-то отсутствующий. Наркоманка?»
— Куда ты едешь? — спросила она сдавленным, чуть хрипловатым голосом.
— В Сильс, — ответил он.
Рывком открыв дверцу, она опустилась рядом с ним на сиденье. Он едва успел отдернуть руку. Она механически накинула ремень безопасности, но дверцу не захлопнула.
— Дерьмо дела, — снова выругалась она. — Ты знаешь «Вальдхаус».
В ее голосе не было вопросительной интонации. Зуттер с удовольствием провел бы отпуск в «Вальдхаусе», но Руфь и слышать не хотела об измене пансионату старой Баццелль: «По мне, так нет ничего лучше Сильса и Серайны. Когда пансионата больше не будет, а ты снова получишь премию, можешь ехать в „Вальдхаус“».
— Я могу отвезти вас к врачу.
— Ты знаешь, где здесь можно найти врача?
— Да, год назад он давал заключение о смерти моей жены.
Ему было неприятно говорить ей это, но надо же было как-то встряхнуть девушку. Или она и впрямь не от мира сего? Она никак не прореагировала на его слова, а только вытянула губы трубочкой и просвистела какую-то сложную мелодию, причем абсолютно чисто, если Зуттера не подводил слух.
— Занимаетесь музыкой? — поинтересовался он.
— Играю на скрипке. Когда играешь, не до болтовни.
— С кем?
— С тетками в «Вальдхаусе». — Она перешла на диалект и говорила на нем с акцентом той местности, где родилась. — Сними свои темные очки, они такие противные.
— Мы едем на юг. Солнце слепит.
— Тогда поезжай.
— Только когда вы закроете дверцу.
Она и бровью не повела. Ему не хотелось тянуться к дверце над ее коленями, тем более выходить из машины, чтобы захлопнуть ее.
— Выйдите, пожалуйста. Прошу вас.
Она сидела, глядя прямо перед собой.
— Я спешу, и у меня нет никакого желания заигрывать с вами.
Она легонько прикрыла дверцу, словно боялась хлопнуть громче и разбить ее.
Со второй попытки дверца захлопнулась.
Открытый участок между Цуоцем и Мадулайном они проехали молча. Потом девушка сказала:
— У тебя опять появилась подружка. Брюнетка.
Зуттер оцепенел, ему показалось, будто кто-то потянул его за руку. Руль вывернулся вправо, и в этот момент мимо них пронесся спортивный автомобиль. Водитель покрутил пальцем у виска.
— Ты подрезал его, — сказала девушка, — он подумал, что ты никудышный старый хрыч. Поезжай медленнее, я тебе кое-что покажу.
Кончиками пальцев она сняла с брюк Зуттера волосок и поднесла к его носу:
— Твоя подружка.
— Шерсть кошки. У нас была черная кошка, она время от времени линяет.
— Ты говоришь, у вас была кошка. Но она же все еще у тебя.
— Нет, она в приюте для животных.
— Некому за ней присмотреть, когда ты уезжаешь?