Счастливая девочка растет

Шнирман Нина Георгиевна

— Папе понравилось бы, как ты играешь! — говорит он и смотрит на меня не отрывая глаз. — Нинуша, я хочу подарить тебе скрипку, очень хорошую скрипку!

Я смотрю на Папу — он кивает, значит, согласен с дядей Мишей.

— Я сейчас принесу тебе вторую лучшую папину скрипку! — Он говорит быстрее обычного, он волнуется. — Ты поиграешь на них и выберешь ту, которая тебе больше понравится.

Он уходит, мы с Папой молчим. Он возвращается со второй скрипкой, кладёт её на стол. Я тогда тоже кладу свою скрипку на стол.

— Это

Маджини! — говорит дядя Миша. — Он более знаменит, чем Вильом. Поиграй на ней — может, она тебе больше понравится.

Я беру «Маджини», играю. Опять чувство невозможности — не могу я так играть! Вдруг спохватилась: я же должна выбрать, а это совсем не просто! Даже очень трудно!

Играю то на одной, то на другой, но скоро понимаю: хочу играть на «Вильоме».

— Дядя Миша, обе скрипки замечательные, но я выбираю «Вильома»! — говорю, а ещё не отошла от полного смятения — играю и сама не верю, что это я играю!

— Нинуша! А ты не могла бы объяснить, — просит дядя Миша, — если ты не хочешь, не надо, но мне интересно, за что ты выбрала именно «Вильома».

— Конечно объясню! — радуюсь я, потому что я чувствую, что всё это очень его волнует. — У «Вильома» контральтовый, нежный, мягкий звук. Но удивительно — он мощный, значительно мощнее, чем звук моей скрипки. У «Маджини» тоже прекрасный звук, хотя совсем другой — он нежный, какой-то немножко вкрадчивый и… — Ёлка любит это слово, оно к звуку вроде не подходит, — он изящный! Знаешь, если бы не одно «но», я бы, наверное, сошла с ума, я бы всё выбирала и выбирала, тем более ты сказал, что Маджини знаменитый!

— Какое «но»? — Они почти одновременно спрашивают, и у обоих глаза горят.

— У «Маджини» в звуке есть маленькая-маленькая хрипотца. Но она мне мешает, а у «Вильома» очень чистый звук!

Дядя Миша смотрит на Папу и говорит с непонятным мне чувством:

— Ты представляешь, услышала!

— Ты про что? — спрашиваю.

— У «Маджини» есть маленькая трещинка на грифе — вот она эту «хрипотцу» даёт. Но это очень редко кто слышал! Значит, «Вильом»?

— Да, «Вильом»! — говорю. — Спасибо! Но это такое маленькое слово!.. — И я не знаю, как назвать то, что сейчас произошло.

Они оба волнуются, и я тоже начинаю волноваться и вдруг вспоминаю, как я научилась вибрировать, как мы сыграли с Александром Сергеевичем «Песню без слов» и как потом Александр Сергеевич смотрел то на меня, то на рояль и молчал.

— К этой скрипке нужен самый красивый футляр! — говорит дядя Миша. От радости и волнения у него опять на щеках проступают два небольших розовых пятна и голос становится громким, как у всех нас. — Да, ещё сюда нужен самый лучший смычок — у папы есть «Киттель»! — И он быстро уходит.

— Папа! — Я волнуюсь и нервничаю. — Он отдаст мне всё самое хорошее, прекрасное, а у него ничего не останется, только этот «Маджини» с трещинкой!

— Мартышка,

в коллекции есть ещё несколько очень хороших немецких и французских скрипок, — объясняет Папа. — Но самое главное — после маминой смерти дядя Миша не играл на скрипке. А больше здесь никто не играет.

— А дядя Шура?

— Он всегда неважно играл. Но зато — прекрасно поёт! — И Папа улыбается.

Мы стоим и молчим, просто смотрим друг на друга.

Приходит дядя Миша и приносит очень красивый деревянный футляр. Папа сразу говорит, что на нём замечательная «инкрустация», и показывает её.

Открываем футляр — никогда такого не видела: выемка по форме скрипки, вся обита тёмно-малиновым бархатом, сбоку два ящичка с крышечками и внизу, за грифом, один подлиннее, тоже с крышечкой. Открываю крышечки. Ой, там так много всего очень нужного: много струн в пакетиках — дядя Миша говорит, что они серебряные, — две запасные лягушки, машинки для тонкой подстройки, канифоль — такой никогда не видела: внизу крутишь — она выезжает, ужасно удобно.

Дядя Миша кладёт туда подушечку, с которой я играла, и свистульку «ми-я-ре-соль». Потом вынимает из кармана два замечательных одеяльца — ими скрипку прикрывают, — у меня для этого кусочек фланели. А тут два дивных одеяльца по форме скрипки — одно тёмно-малиновое, как обивка у футляра, а другое тёмно-синее, тоже с очень красивой вышивкой. Это, как говорит дядя Миша, для моей скрипки, на которой я сейчас играю.

Я как-то обалдела и отупела от всего этого богатства! Да, ещё у футляра есть замочек с ключиком — с ума можно сойти!

— А вот это «Киттель». — И дядя Миша показывает мне на смычок, лежащий в своих двух замочках в крышке футляра. Он аккуратно вынимает смычок, передаёт его мне. — Посмотри, попробуй, какой он гибкий!

Я пробую — он очень гибкий, совсем не такой формы, как мой, и машинка для изменения натяга красивая.

— Очень гибкий! — говорю. — Совсем на мой не похож.

— А знаешь, почему «Вильом» мощный? — спрашивает дядя Миша.

— Не знаю и не понимаю! — говорю.

— Он немножко больше обычной «взрослой» скрипки — Вильом копировал одну из скрипок Страдивари, она была больше обычной. Вот отсюда и мощь!

Мы стоим на платформе. Уезжаем! Дядя Миша нас провожает. Чемодан и скрипка уже в купе. Я знаю: мы все волнуемся. Я так и не успела сказать дяде Мише самое главное. А дядя Миша успел — подарил мне лучшую скрипку своего папы, моего дедушки.

Поезд отправляется через пять минут. И вдруг я решилась. Я делаю быстрый и сильный шаг к дяде Мише — он наклоняется ко мне.

— Дядя Миша, дорогой! — Я обнимаю его и говорю ему в ухо: — Я тебя люблю и всегда тебя помнила! И все тебя любят — Мамочка, Эллочка, Анночка и даже Бабушка! — Целую его в одну щёку, в другую.