Счастливчик
Шрифт:
– Иду, – с полуслова понял ее главный врач, – Николай Андреич! – повернулся он к Шуткову, – Посидишь, подождешь меня? Я быстренько. А хочешь, погляди на одного больного. Он у меня тишайший.
И в ответ на недоуменно вскинутый взгляд Шуткова пояснил:
– Он тебе, как военному будет интересен. Вот Ирина Сергеевна тебя проводит, – показал глазами на дежурного врача, и, уже ей добавил:
– Проводите в двадцать шестую, а я сам со Зверьковой разберусь.
– А, к этому! – смешливо прыснула Ирина Сергеевна, – Вам понравится, – заинтриговала
Вышли втроем, пошли по больничному коридору. Шутков разглядывал сводчатый потолок здания старой архитектуры. Облупленный, он очень давно просил ремонта, но получал только очередную порцию белой краски. Мимо, навстречу им провезли тележку с больничной едой, вид и запах которой заставил подполковника отвернуться.
– Как то вы хотя бы в День Победы… Хоть поприличнее что – нибудь подали бы…
– Да, знаете ли, бюджетное финансирование… Эта нищета… Ведь многие больные курят, а мы им даже сигареты выдаем по две пачки на месяц. Что уж там про еду говорить…
– Ну да, ну да…
У двери с цифрой двадцать шесть Шутков и дежурная врач остановились, а Александр Александрович не останавливаясь, на ходу кинул:
– Не бойся, а я быстро.
Шутков кивнул, и вошел в палату – крошечную комнатку, в которой только и помещались, что казенная больничная кровать, тумбочка, стул и сам больной, стоящий перед кроватью на полу на коленях, и что то по кровати гладящий руками. Сначала Шуткову показалось, что на кровати еще кто то лежит под одеялом, но когда Ирина Сергеевна подвела его поближе и, со словами:
– Он Вас сейчас не заметит, даже если Вы ему в ухо крикните. Посмотрите, а я пойду. Сан Саныч подойдет буквально через минуту, – вышла из палаты.
Шутков подошел и посмотрел сбоку на изможденное лицо больного, с какой то смешной шапчонкой на голове, потом на кровать.
Подполковник был опытным военным, танкистом, и не один раз приходилось ему иметь дело с картой и с макетами местности, на которых перед сражениями разбирались танковые маневры, и где офицеры высшего ранга передвигали модельки танков, определяя будущее направление удара и продвижения уже всамделишной, боевой техники.
То, что сначала Шутков принял за лежащего под одеялом человека, оказалось макетом какой-то местности, искусно сделанной из зеленого больничного одеяла, под которое в разных местах было что то подложено.
Где на «высотках», где –в «низинах» были опытной рукой расставлены, укрыты, замаскированы фигурки солдат.
Причем было понятно, что двух противостоящих сторон. Так как одни фигурки были как бы одеты в зеленую форму, а другие пополам в светло-коричневую.
Подошедший сзади Сан Саныч, похлопал подполковника по плечу, и сказал:
– Интересный случай. Твой коллега.
– В каком смысле коллега? А что с ним? – осторожно поинтересовался Шутков.
– Ну специальной терминологией утомлять тебя не стану, да она тебе ничего и не скажет. Причина болезни этого человека – война. Он тоже был в Афганистане. Ты знать его не можешь. В то время,
Под Гератом, по моему, врать не буду, не знаю, надо уточнить в истории болезни, он участвовал в боевых действиях с участием танков. Ты знаешь, я в этих ваших подразделениях не разбираюсь. Он был что-то в небольших чинах.
Так вот завязался бой с участием танков. С нашей стороны девяносто процентов потерь и живой силой и техникой. Он из этого ада чудом был спасен, очень переживал. Все вспоминал, как погибали его товарищи, очень жалел их, и, видимо на этой почве заболел.
Главврач сделал такую паузу на слове «заболел», что Шуткову стало ясно, что он имел в виду душевное заболевание.
– Ну, – выдохнул подполковник, поощряя товарища к окончанию истории.
– А что «ну»? Вот с тех самых пор он и находится у нас на излечении.
Изготовил фигурки солдат из жеваного хлеба, раскрасил их зеленкой, сделал танки из спичечных коробков, и каждый день разыгрывает одну и ту же тогда проигранную битву, пытается спасти своих солдат. И проигрывает, и начинает все заново.
– Подожди, подожди. А почему он у вас? Он должен быть в спецбольнице Министерства Обороны, насколько я понимаю…
– Правильно понимаешь. Действительно, должен бы быть, но…
– Ну да, ну да, – догадался о несказанном вслух Шутков.
В это время больной раскрыл ладони, выставил на одеяло сделанные из спичечных коробков танковые макеты со спичками вместо стволов, и повел их вперед, по извилинам проложенной в одеяле «дороги», передвигая солдат одной и другой стороны, разворачивая как бы подбитые, горящие танки.
Ошеломленный Шутков смотрел, как завороженный на разворачивающуюся перед ним картину боя, и внутренним взором видел не фигурки из хлеба, не спичечные коробки, а самую настоящую бойню.
Он видел, что душманы устроили засаду с «Блоупайпами» в руках на самом узком участке, где достаточно подбить первый танк, а остальные можно сжечь не торопясь. Видел, как группки советских солдат направились не в ту сторону, создав моджахедам невольно дополнительное преимущество, и увлекшись, опомнился тогда, когда Александр Александрович тревожно тронул его за локоть. Хмыкнул смущенно и проговорил:
– Так он, конечно проиграет. Ему бы танков еще.
– Танков еще, танков еще, танков еще, – забормотал больной, – Танков еще. Товарищ подполковник, танков еще…
Так это прозвучало неожиданно: «Товарищ подполковник», что оба вздрогнули.
– Это он тебе, что ли?, – спросил главврач.
– Нет, он даже не смотрел в мою сторону. Это он похоже переживает тот бой. Видимо вызывал тогда еще танки, подмогу. Постой – ка, я сейчас.
Шутков, чувствуя, как его колотит нервная дрожь, выскочил из палаты, в два прыжка проскочил в кабинет главврача, начал вытаскивать из пакета спички, чертыхнулся на то, что они застряли, схватил весь пакет, и стремительно помчался в двадцать шестую.