Счастливчики
Шрифт:
Мысль о том, что все они плакали из-за нее, оплакивали ее, снова разбивала ей сердце. Неужели она потеряла семью из-за глупого розыгрыша? Или произошло что-то действительно злое? В оба варианта было сложно поверить.
— Я тоже плакала, — призналась Эллисон. — Но тетя Фрэнки не позволила мне даже говорить о визите. Никаких писем. Никаких телефонных звонков. Я догадалась, что она и доктору Капелло не позволила связываться со мной.
— Папа говорил что-то о том, что твоя тетя не хочет, чтобы мы тебе звонили. Но он сказал, что это потому, что ей не хочется,
Роланд отступил от воды и сел на песок. Она присела рядом с ним.
— Я поверить не могу, что доктор Капелло не сказал тебе о телефонном звонке, — сказала Эллисон. — Я думала, ты знаешь.
— Ты действительно думаешь, что кто-то пытался тебя убить? — поинтересовался Роланд. — Не случайно, я имею в виду.
— В этом нет никакого смысла, но… что-то плохое определенно произошло, и после этого я не получала известий ни от тебя, ни от твоего отца, ни от кого-то еще. Вот почему я не вернулась раньше. Кто бы не желал, чтобы меня не стало, он своего добился. — Эллисон выдавила улыбку. — Видишь? Это вовсе не твоя вина.
Роланд перекатился на спину и лег на песок. Эллисон осталась сидеть. Она не хотела, чтобы песок оказался на ее черной футболке или в бюстгальтере.
— Я хотела бы, чтобы ты знал, что я никогда о тебе не забывала, — сказала Эллисон.
— Я бы вернулась, если бы не была напугана. Иногда я мечтала…
Роланд снова взял ее за руку, и переплел свои пальцы с ее, и положил их руки себе на грудь.
— Расскажи, о чем ты мечтала, — попросил Роланд.
Она улыбнулась и посмотрела на серое вечернее небо. Первые звезды появлялись на темном ночном занавесе, и она была на пляже с первым мальчиком, которого любила, держа его за руку, в то время как за ними наблюдал лишь океан.
— Я мечтала, что ты приедешь и найдешь меня, — прошептала она.
— Почему я?
— Принятие желаемого за действительное, — ответила она. — Ты всегда был моим любимчиком.
— Любимым братом?
— Любимым человеком. Всегда. На земле. Я была немного влюблена в тебя. И, может быть, немного хотела.
Роланд обернулся и посмотрел с удивлением.
— Что? — спросила она. — Двенадцатилетние девочки думают о сексе. Что, не знал?
— Я поражен. Поражен, скажу я тебе, — произнес он.
Эллисон попыталась ударить его по руке, но он поймал ее прежде, чем она успела дотронуться до него, и задержал на мгновение, прежде чем внезапно отпустил, как будто понял, что делает что-то, чего не должен делать.
— Ты можешь держать меня за руку, — сказала она, поддразнивая. — Я не собираюсь запрыгивать на тебя и снова терзать.
— Очень плохо.
Она потянулась, чтобы снова ущипнуть его, но он увернулся, и поймал ее за руку, и одним сильным движением поднял ее на руки, и понес к кромке воды.
— Нет, нет, нет! Ты не посмеешь! — Она кричала, и смеялась, и смеялась, и кричала.
— Не хочешь водички? — спросил он.
— Я в замшевых ботинках!
— Ладно, —
— Не моя вина, что ты был так сексуален в шестнадцать. Я потеряла голову. И не сделаю это снова, обещаю, — сказала она.
— Хорошо. — Он ущипнул ее за нос. Они вели разговор, который должен был состояться тринадцать лет назад. Лучше поздно, чем никогда.
— Только если ты сам этого не хочешь, — добавила она, улыбаясь.
— Веди себя прилично, грубиянка. Я… недоступен.
— Десять минут назад ты сказал мне, что не женат и детей у тебя нет, — напомнила она ему. — И не называй меня грубиянкой, хам.
Он рассмеялся, и сердце у нее в груди запрыгало от радости. Она была слишком счастлива. Такое счастье ее пугало.
— Все… немного иначе.
— Теперь я заинтригована, — сообщила она, больше нервничая, чем любопытствуя.
— Я расскажу тебе, но пообещай, что не станешь вести себя странно после этого, — попросил он. — Все ведут себя странно после того, как я об этом рассказываю.
— Я не стану вести себя странно, — заверила Эллисон. — Обещаю. Я расскажу тебе странности о себе, если ты расскажешь странности о себе. Идет?
— Идет, — согласился он. Они официально пожали друг другу руки.
— А теперь рассказывай.
— До того, как приехать сюда, чтобы заботиться об отце, я жил… в монастыре, — сказал он.
— Ты жил в монастыре? Ладно. Почему?
Он улыбнулся ей, почти извиняясь.
— По той же причине, по которой живут в монастыре, — объяснил он. — Я монах.
Глава 7
— Срань господня.
Это был самый неправильный для Эллисон ответ или самый правильный. Она не была уверена.
Роланд лег на спину на песок, сцепив ладони на затылке и молча улыбаясь. Должно быть, он привык к подобным реакциям. Сложно представить, что действительно красивый тридцатилетний мужчина будет монахом. По крайней мере, она не представляла. Эллисон засмеялась, но не от радости. Пятнадцать минут назад ей казалось, что единственное, что изменилось с момента ее отъезда — это их рост, вес и возраст. Но пока Роланд лежал рядом на песке, ожидая, что она скажет что-нибудь, что-то не глупое… она осознала, что все изменилось. Абсолютно все. Она понятия не имела, кто этот мужчина.
— Я не знала, что монахи, ну, знаешь, еще в моде, — заметила Эллисон, пытаясь скрыть шок под дерзостью.
— Мы еще в моде, — подтвердил он.
— Просто…. Я никогда раньше не встречала монахов.
— Ты когда-нибудь была в монастыре? — спросил Роланд. — Потому что это лучшее место, где их можно встретить. Довольно часто единственное место.
— Ты смеешься надо мной.
— Немного. Но тихо и внутри.
— Ты действительно монах. Настоящий живой монах.
— Все так. Я принадлежу монастырю Святого Брендона Клонферсткого. Это в паре часов езды по побережью.