Счастливчики

Райз Тиффани

— Хочешь снова увидеть дом перед тем, как уедешь? — задал вопрос он.

Из-за него, из-за боли, которую он пытался скрыть, она решила согласиться.

— Хорошо, — сказала она. — Будет приятно еще раз увидеть дом.

В тишине они вернулись на веранду и у входной двери сняли обувь и носки, выпачканные в песке, поставив их на полку в коридоре. Она повесила и куртку и увидела ветровки и вьетнамки, зонтики и тяжелые зимние пальто. Что-то для каждого сезона на побережье. Роланд стянул свою покрытую песком фланелевую рубашку в клетку и повесил на крючок. Под рубашкой его сильные плечи обнимала

простая белая футболка. Она улыбнулась себе, увидев это.

— Что? — спросил Роланд.

— Что делает монах с такими большими плечами, как у тебя?

Роланд рассмеялся, почти покраснел, скромный, как монах.

— На своих плечах мы несем мирские заботы, — ответил он. — Это наша версия силовой тренировки.

Роланд открыл дверь в дом и сказал: — После тебя.

Она помедлила прежде, чем войти, недолго, но Роланд заметил.

— Не переживай, — успокоил он. — Дома никого нет.

— Прости. Это так странно возвращаться сюда, — объяснила она. — Прошло так много времени.

Она не боялась Роланда, хотя он был теперь чужим. И не боялась никого, кто мог прятаться в тени, готовый выпрыгнуть и сбросить ее вниз по лестнице. Что ее действительно напугало, так это боль в груди, боль от желания увидеть этот дом, свою семью.

Эллисон осторожно шагнула через дверь в фойе. Оглянувшись вокруг, она увидела, что мало что изменилось с ее уезда. Там была комната-солярий с окнами от пола до потолка. И она увидела тот же длинный стол из черного дерева с деревянными скамьями в столовой — идеальный стол для семьи из восьми человек. Роланд провел ее по коридору, и девушка увидела кухню, которая была очень похожа на ту из ее воспоминаний, за исключением того, что в ее дни стены были желтыми, а теперь они были выкрашены в красный цвет. Большая кухня. Семейная кухня. Не модно. Не формально. На холодильнике еще висели рисунки. Эллисон подошла, чтобы осмотреть их. Один рисунок был изображен из серии ярко раскрашенных рыб с человеческими прическами. У рыбы Роланда были длинные светлые волосы, у рыбы отца были коричневые волнистые волосы и серая борода, у рыбы Дикона были черные волосы, торчащие во всех направлениях, а у рыбы Торы были волнистые волосы цвета заходящего солнца. В нижней части страницы детской рукой было написано Фишпелло.

— Это нарисовала я, — вспомнила Эллисон, глядя на рыбу Эллисон с кудрявыми каштановыми волосами. — Мне было… девять? Восемь?

— Около того, — сказал Роланд. — Хотя мои волосы никогда не были такими длинными. Ты заставила меня выглядеть, как Бон Джови. Я имею в виду, если бы он был рыбой.

— Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть, как Бон Джови, — заметила она. Девушка добавила к рисунку то, как прошли годы, и дети вернулись домой и остались. У Оливера была светлая стрижка под горшок, поэтому Эллисон нарисовала его с рыбьим «горшком» на голове, а бисерные косички Кендры она сделала радужными полосками. Даже кот, Картофель О'Брайен, получил угощение от Фишпелло. Он, разумеется, был зубаткой полосатой.

— Ты похожа на себя, — заметил Роланд. — У тебя милые надутые рыбьи губы. — Он сгримасничал, передразнивая ее довольно полную нижнюю губу. МакКуин тоже был фанатом ее губ бантиком.

Эллисон наполовину рассмеялась, наполовину застонала.

— Я

поверить не могу, что он еще на холодильнике. Такая глупость.

— Папа считал, что это самая милая вещь на свете. Он скучал по тебе, знаешь, — сказал Роланд. — Мы все по тебе скучали.

— Я тоже, — произнесла она тихо. — Не осознавала, насколько, пока не получила твое письмо.

— Мне давно следовало написать тебе, — заявил он. — Я иногда говорил о тебе с папой. Я спросил его, можно ли тебя искать. Он ответил, что, если бы ты этого хотела, то вернулась бы сама. Но ты не вернулась. Я говорил себе, что ты о нас забыла. Это лучше, чем думать, что ты меня ненавидела.

— Не двигайся, — сказала она.

— Что?

— Просто… стой там. — Эллисон вернулась в коридор, схватила сумку с крючка и вытащила фотографию, которую хранила больше тринадцати лет. Она принесла ее на кухню, где спиной к холодильнику стоял Роланд.

— Вот, — сообщила она, передавая ему фото. — Доказательство, что я никогда не забывала.

Он взял у нее фотографию и посмотрел на нее. Затем он повернулся и повесил ту на холодильник с помощью магнита. Затем мужчина вынул свой кошелек из заднего кармана и вытащил свою фотографию. Это была недостающая часть ее фото, оторванная часть. С помощью другого магнита он соединил две половины фотографии. Теперь фото было целым. Эллисон в руках Роланда, Роланд стоит рядом с Диконом, который стоит рядом с Торой, и все они держат бенгальские огни так, чтобы четыре горящих кончика стали одним целым.

— Ты дал мне это фото? — спросила Эллисон.

— Полагаю, ты действительно ничего не помнишь с того времени, — сказал он. — Ты была в больнице, и я хотел поговорить с тобой. Папа сказал нам, что ты едешь домой с тетей, когда тебя выписали, так что я знал, что, вероятно, это был мой последний шанс объясниться. Я дождался наступления темноты и пробрался к тебе.

Эллисон ошеломленно посмотрела на него

— Ты спала, — сказал он. — Так что неудивительно, что не помнишь этого. Но я все равно говорил с тобой очень долго. Вероятно, это было мое первое признание.

— Признание в чем?

— Я сказал… — Роланд сделал паузу. Его глаза потемнели. — Я сказал, что сожалею о том, что произошло между нами. Сказал, что хотел бы быть дома, чтобы мог помочь тебе, когда ты упала. Сказал, что надеюсь, что ты скоро вернешься к нам. Но если ты этого не сделаешь, я бы хотел, чтобы у тебя было наше фото, пока ты снова не вернешься домой.

Эллисон моргнула, и горячие слезы потекли по ее щекам.

— Мне было интересно, откуда это фото, — призналась она. — Я думала, отец положил его в мой чемодан.

— Мне хотелось, чтобы ты помнила нас, — сказал Роланд. — Нужно было дать тебе целое фото, но я тоже хотел помнить тебя. Монахи не носят кошельки, но эта фотография была у меня в молитвеннике до тех пор, пока я не ушел. — Он сделал паузу и, казалось, решал, должен ли сказать то, что сказал дальше: — Я молился за тебя.

— Ты молился? О чем ты молился? — спросила она, глубоко тронутая. Кто-нибудь еще молился за нее?

— Ничего особенного. Чтобы ты была счастлива. Чтобы ты была в порядке. Чтобы ты когда-нибудь приехала домой, — ответил он. — И вот ты приехала.