Счастливо оставаться! (сборник)
Шрифт:
– Ну что? – заботливо-встревоженно спросила Машкина бабушка, на что Машкина мать всхлипнула и с исчезающим достоинством произнесла:
– Микроспория.
– Да-а-а? – удивилась свекровь. – Это че?
– Микроспория-то? – небрежно переспросила Тамара с интонацией, которая прекрасно маскировала ее полное еще полчаса тому назад незнание. – Вы действительно не в курсе?
Галине Петровне не хотелось признаваться в собственной неграмотности в столь элементарных вопросах, и она стыдливо опустила глаза. «Как-то не припомню, дорогая и очень уж умная сноха», – пронеслось в ее уставшем от Маруськиного
– Это… – у Тамары затряслись губы. – Это… стригущий лишай…
– Лиша-а-а-ай? – с нескрываемым облегчением протянула свекровь. – И че-о-о ты так расстраиваешься? Вот я помню, в детстве, еще в бараке жили, мамка возьмет чернильный карандаш, намуслякает его и обведет вокруг. Он и проходит. А еще… – Выражение лица Галины Петровны стало одновременно страшно таинственным и страшно смешным. – А еще… говорят, кровь от месячных помогает. Помажешь – и все.
Тамара представила себя обмазанной с ног до головы. Вспомнила знаменитый анекдот («Я ее убил и, наверное, съел») и про себя перекрестилась – не мой случай. Тем не менее не удержалась, чтобы не надерзить свекрови:
– А фекалии? Фекалии, Галина Петровна, не помогают от стригущего лишая?
– Это че? – изумилась Машкина бабушка.
– Дерьмо! – рявкнула Тамара и села за телефон. – Ты знаешь, – сообщала она по телефону очередной близкой приятельнице. – У меня лишай. Да. Самый настоящий. Конечно, стригущий. Нет никаких сомнений. И у Машки на попе. Откуда я знаю, как это получилось? Думаю, кошка. Нет, у меня нет кошки. Из подъезда забегала, может, скинула где. Что буду делать? Лечиться буду. Да нет, чего расстраиваться. Главное – на голове нет, а то бы пришлось стричься наголо.
Обзвонив круг посвященных, носительница неблагородного и примитивного недуга получила массу рекомендаций, часть которых носила характер народных суеверий. Например, интригующим голосом сообщала ей знакомая знахарка:
– Выйди днем на улицу и скажи первому попавшемуся мужчине: «Добрый вечер». А можешь собрать с запотевших от дождя окон воду и ею помазать. А еще – сверни газету кульком и сожги ее на фарфоровом блюдце, на нем выступит масло – лучше его средства не найти.
Тамара так и не рискнула здороваться с людьми в неурочное время – боялась сойти за сумасшедшую. Дождя, как назло, не было, а конденсат от жарящегося-парящегося считался непригодным. И, наконец, в ее доме не было ни одного подходящего по размеру фарфорового блюдца, на котором могла бы уместиться свернутая в кулек газета. В итоге женщина оставалась верна пятипроцентному раствору йода и серно-дегтярной мази, запах которой день на пятый стал для нее привычным и по-своему обнадеживающим.
На излете десятых суток Тамара с горечью обнаружила, что процесс не купируется, а под волосами на голове стали неявно проглядывать красные бляшки. «Наверное, себорейный дерматит», – ставила себе она лжедиагноз. Этой же версии придерживался и Виктор, не видевший свою жену уже добрых полмесяца по причине пребывания в стольном граде Москве на очередных курсах повышения неповышаемой, в сущности, квалификации.
– Ты тоже так думаешь? – вопрошала супруга по телефону томящаяся от неизвестности Тамара.
– Да я практически уверен! – оптимистически подтверждал Виктор, но на душе дремало странное беспокойство.
Такое же чувство будило
– Что-то есть! – наконец-то позвонила она тетке-докторессе и зарыдала. – Он меня запрет в больнице. Я к нему не пойду-у-у-у…
Тетка задумалась и вдруг неожиданно согласилась поднять самые ценные врачебные связи, тщательно сберегаемые для экстренных случаев и VIP-персон. Тамара к числу последних не принадлежала, в родственной иерархии занимала самую последнюю ступеньку, на которой, возможно, располагались покойная свекровь ее тетки, некоторые соседи и продавщицы окрестных магазинов. «Лед тронулся», и Тамара оказалась перед самой заведующей кожвендиспансером – Ниной Ибрагимовной Шемякиной.
Нина Ибрагимовна Шемякина была любимым клиентом магазина «Пышка» (название подразумевало размерный ряд, начинающийся с пятьдесят шестого размера), верным пациентом доктора Борменталя (по паспорту – Тютькина), авантюриста-диетолога, и главой местного КВД. За глаза сотрудники называли ее Бомба, а в глаза – подобострастно Ниночка Ибрагимовна. Справедливости ради надо отметить, что это была очень красивая, большая и ухоженная Бомба. Бомба-радость. Бомба-счастье. Именно такие чувства испытывал ее супруг, разглядывая под полупрозрачным пеньюаром рельеф рубенсовского тела. Нечто похожее снисходило и на рыночных продавцов, от восторга цокающих языком и закатывающих глаза. От этого Ниночкин муж багровел и соглашался на любую предложенную цену в страхе, что супруга начнет торговаться и в результате злосчастный торгаш запишется к ней на прием.
Вместо торгаша на прием явилась Тамара:
– Я от…
– Я поняла от кого вы, милочка. – Нина Ибрагимовна величественно улыбнулась и через секунду брезгливо зашмыгала носом. – Это что?
– Где? – не поняла потерпевшая.
– Пахнет… Нет, простите, воняэт, – нараспев произнесла Шемякина. – Серная мазь… – пояснила она уже с извинительной интонацией. – Не переношу. Как в казарме.
Тамара покраснела.
– Соскоб делали?
– Нет, – пискнула пациентка. – Дерматолог сказал: и так все видно.
– Видно солнце на небе и бриллианты в ушах, а соскоб положено сделать. – Нина Ибрагимовна протянула ошеломленной клиентке направление. – Идите вниз, в лабораторию. Я сейчас позвоню. Дождетесь результата – и ко мне.
Тамара почтительно притворила за собой дверь, из-за которой до нее долетел голос мадам Шемякиной:
– Раечка, – пропела та в трубку, – милочка, там от меня девочка придет… Не пугайся – вся в пятнышках. Микроспорию посмотри, дорогуша. Сомнения у меня – уж очень много.
Тамара, давно переставшая индентифицировать себя с «девочкой», заметно повеселела и приосанилась. В лабораторию она уже входила уверенно, держа голову гордо и взгляд имея почти надменный:
– Я от Нины Ибрагимовны, – произнесла она первую половину волшебного пароля.
Ответ последовал незамедлительно:
– Одну минуточку…
К Тамаре прыгнула девочка-кузнечик, голова которой была увита мелкими кудряшками. От прыжков кудряшки подскакивали, и их Раечка совершенно безрезультатно заправляла за микроскопические ушки, украшенные массивными золотыми серьгами с татарским полумесяцем.