Счастливо оставаться! (сборник)
Шрифт:
Виктору не очень понравилась такая перспектива, и он на всякий случай плотно сомкнул челюсти, дабы его разумная дочь цепкими ручонками не вытащила из его рта остатки бутерброда. Тамара рассмеялась, глядя на мужа: «Пожинайте, батенька, плоды своего гринписовского воспитания». Именно этот процесс она и наблюдала, сойдя с монастырской дорожки, где еще пять минут назад не на шутку гремел рыночный бой. Теперь женщина любовалась идиллией, развернувшейся около сделанного из сетки-рабицы забора.
– Смотри-смотри!
– Чего это он?! – взвизгнула Машка и юркнула за отцовскую спину.
– Ну что ты дергаешься? – с досадой обернулся Виктор.
– Я не дергаюсь, – жалобно возразила Маруся.
– Нет, именно дергаешься!
– Да не дергается она, Вить, – подоспела Тамара. – Она боится.
– Мамуля, – обрадовалась девочка, – я не боюсь. Пусенек я не боюсь. Только когда они рычат… А почему он на меня рычит?
– Наверное, это… бойцовский пес, – на полном серьезе, глядя на Виктора, объяснила Тамара.
– Да-а-а? – изумилась девочка.
– Да, – со знанием дела подтвердила ее мать. – Во всяком случае, твой папа так считает.
– Да-а-а? – Машка уже обернулась к отцу.
– Вполне возможно, – важно проронил в сторону жены Виктор.
– Конечно, возможно, – ехидно-радостно подхватила Тамара. – У него даже есть первое ранение, видимо, полученное в бою.
– А какое? – поинтересовалась Маруся, на что Тамара, не отрывая взгляда от мужа, прошипела:
– Стригущий лишай на полбочины!
Виктор в долгу не остался:
– У тебя любая ссадина – это лишай, а комариный укус – его зародыш.
– Посмотрела бы я на тебя, дорогой, как бы ты в этом разбирался, если бы…
– Ой, Тома, только не надо! Можно подумать, что ты первая женщина в мире, обрившаяся наголо.
– Нет, конечно, я не первая женщина, обрившаяся наголо. Но я первый в истории нашего факультета преподаватель, вышедший к студентам с лысой башкой!
– Ну… не совсем лысой! – не сдавался Виктор.
– Совсем даже не лысой, Витя. Ты абсолютно прав. Длина моих волос равнялась двум миллиметрам. У некоторых на ногах они длиннее.
Вмешалась Маруся:
– Что? Тоже руки не мыла? Папа говорит, что лишай – это болезнь грязных рук!
– Нет, Машка, руки-то я как раз мыла, а вот попу твою – недостаточно хорошо.
– Мою-у-у-у? – Маруська вытаращила глаза.
– Твою.
– Расскажи! – потребовала девочка.
– Я уже миллион раз тебе рассказывала.
– Про попу не рассказывала. Расскажи!
– Прямо здесь?
– Прямо здесь.
– Давай по
– Тогда до конца.
– Уговорила. До конца.
Маруся просто-таки впихнула в материнскую руку свою и пристроилась к ее боку.
– Стра-а-а-ашная исто-о-ория из Машкиной жи-и-изни!!! – утробным голосом, закатывая глаза, проревел Виктор и неожиданно ущипнул дочь. Та вскрикнула и с энтузиазмом двинула отца локтем с такой силой, что тот крякнул:
– Мария Викторовна Поддубная! Силовой аттракцион на арене цирка!
Машка рассвирепела и бросилась на отца.
– Карау-у-ул! – продолжал ломать комедию Виктор. – Борец сумо!
Маруська покраснела от злости и процедила сквозь зубы:
– Я на тебя обиделась.
– Машуля, – отец пошел на попятную. – Ну извини.
Машка нацепила на себя материнское выражение лица, вывернула руку ладонью вверх и строго спросила:
– И за что? За что ты извиняешься?
Виктор вытянулся по стройке смирно, опустил голову и виновато произнес:
– Я, Виктор Сергеевич Мальцев, ущипнул Марусю Мальцеву.
– Еще! – потребовала девочка.
– А что еще? – притворно изумился отец.
– И-и-и, – протянула Машка.
– И-и-и, – повторил Виктор.
– И-и-и назва-а-ал…
– И-и-и назва-а-ал… Как я тебя назвал?
– Вспомни хорошенько, – строго сдвинула бровки Машка.
– Не помню чего-то.
– И назвал… меня… «подобной» и «борец сумо».
– И… назвал… – старательно повторял Виктор за дочерью, – бесподобным борцом сумо.
– Ну па-а-апа! – завопила Машка. – Ну что ты как маленький!
– Ну ладно, Машуля, ну извини. Никакой ты не борец сумо, ты – балерина. Просто очень сильная и ловкая.
«Балерина» понравилась девочке больше, чем «бесподобный борец сумо», и она миролюбиво кивнула: «Ладно, мол, прощаю-извиняю, только никогда так не делай». Тем не менее последнее строгое слово оставила за собой:
– Вообще-то, когда извиняются, то смотрят человеку в глаза! – И покосилась на мать.
– Так точно! – рявкнул Виктор и вытаращился изо всей силы, отчего стал похож на Петра Первого, распекающего Меньшикова.
Маруська взвизгнула от восторга и боднула папашу в живот:
– Догони меня!
Высунула язык и понеслась.
Ода бездомным кошкам, стригущему лишаю и женской дружбе
– Когда ты была совсем маленькой (Маруся от восторга зажмурилась) и я кормила тебя грудью, – проникновенно начала свой рассказ Тамара, – мы снимали квартиру…
Жизнь под сводами пятиэтажного панельного дома по улице 3-го Интернационала эта женщина раз и навсегда впечатала золотыми буквами в священный список материнских подвигов «ради жизни на земле».