Счастливое число Кошкиной

Муар Лана

— Храпозавр, — больше угадываю по движению ее губ и снова делаю шаг к постели за Кошкой. — Хочешь его потрогать?

— Ты кого притащила?

— Ш-ш-ш! Спугнешь!

Пальцы девчонки накрывают мои губы, а ладошка требовательно толкает уже обратно к дверям. Только я упираюсь и шепчу, что мне обещали показать Храпозавра, а не дать его послушать.

— Ляжешь спать — с утра покажу.

— Пообещай!

— Обещаю!

— Точно?

— Совунчик, я тебя хоть раз обманывала?

Простой, казалось бы, вопрос, только он загоняет меня в тупик, и я стопорюсь на пороге, разворачиваясь к Кошке. Смотрю в красные от недосыпа глаза, невольно опускаю взгляд ниже,

на губы и ворот безразмерной футболки, которую девчонка надевает вместо ночнушки. Тонкие ключицы манят прикоснуться, а о том, что хочется сделать с топорщащей ткань грудью, лучше даже не начинать думать — снесет и захочется большего. Когда в соседней комнате спит заранее согласная на все Крис. Всегда кружевное и дорогое белье, пеньюары, комбинации, а меня шарашит от того, что скрывает под собой не кружево, а простая футболка. Бред какой-то. Как и Храпозавр. Я мотаю головой. Гоня от себя воспоминания о том, как прошило разрядом позвоночник, когда моя ладонь нашла и накрыла упругую грудь Кошки, и одновременно отвечая на вопрос. И Кошкин, и свой. Нет, не хочу. Крис не хочу. Мириться с ней не хочу. Даже в одну кровать ложиться с Игнатовой не хочу. Хочу другую. Ту, которую на моих глазах целовал другой, а меня выламывало от этого зрелища. Пусть даже это был дурацкий конкурс, а я в нем проиграл, целовать Кошку можно только мне.

Чуть наклонив голову, она не отстраняется от моих пальцев, скользнувших к кончикам ее волос. Прикрывает глаза и сглатывает, когда я шумно выдыхаю, отпустив шелковистый локон. Бред. Все, что со мной происходит — бред. И то, что говорю — бред.

— Ты пообещала.

— Да, — тихий, чуть дрожащий голос. — Покажу, если пойдешь спать.

— Договорились.

Через силу делаю шаг в сторону комнаты, в которую не хочу даже заходить. Второй, третий. Открываю дверь и поворачиваю голову к застывшей на пороге своей комнаты Кошке:

— Он маленький?

— Кто?

— Храпозавр.

— Утром покажу.

— Ты пообещала.

— И не обману.

— Спокойной ночи, Кошка.

— Спокойной ночи, Совунчик.

Я просыпаюсь от того, что Текла прыгает на кровать и скачет по ней, чтобы спрыгнуть и нырнуть в промежуток между диваном и стеной. Там, в ее нычке, давно возник склад из собачьих игрушек, и Текила, довольно фыркая и размахивая хвостом, семенит на кухню с зажатой в зубах резиновой курицей. Провожаю ее сонным взглядом и смеюсь, когда в голове всплывает идиотская ассоциация — Текла собралась намекнуть Кошке на бартер. Игрушка в обмен на вкусняшку, запах которой приятно щекочет ноздри. Я вдыхаю его и улыбаюсь шире. Оладьи! О-о-о!!! Рот наполняется слюной, а поскуливание собаки только усиливает предвкушение охренительного завтрака. В жопу Крис с ее сельдереевой повернутостью. Я хочу оладьи. И блины. И курицу. Я хочу все, что готовит Кошка. Подскакиваю, натягиваю спортивки и спешу в ванную умыться.

— С добрым утром, Денис, — Крис, перехватив меня в коридоре, тянется поцеловать в щеку, но оборачивается на раздавшуюся из кухни злую матерную тираду и с широкой улыбкой спешит к дверям, передумав целовать. — Опаздываю. До вечера. Пока-пока.

— Угу, — бурчу в ответ, радуясь тому, что смогу позавтракать без ревнивых взглядов и угрозы получить истерику.

Закрываю за ней дверь и чуть не на крыльях лечу на кухню. Тянусь к тарелке с оладьями и одергиваю руку, получив по ней болезненный хлопок.

— Не трогай!

Пробую умыкнуть оладью еще раз, но как и до этого, снова получаю по руке, а мой завтрак отправляется в мусорное ведро. Какого хрена!?

— Э-э-э, — тяну я, не понимая что нашло

на Кошку. — Гель?

Только она не отвечает и начинает хлопать дверцами шкафчиков, переворачивая их содержимое. И когда в одном из них находит почти пустую банку с солью, срывается в угрожающее шипение.

— Купить соль? — спрашиваю и отшатываюсь от разъяренного:

— С-с-сука-а-а!!! Так значит?

Где и в чем я успел накосячить, если толком ничего не сделал? Кошусь на Теклу, жадно глотающую воду из миски, перевожу взгляд на злющую, как черт, Кошку.

— Гель?

— Совунчик, дай мне минуточку, пожалуйста.

— Да не вопрос, — осторожно обойдя рычащую соседку, наливаю в кружки кофе из турки и протягиваю ей одну, спрашивая, — Может, перекурим?

— А? — будто вынырнув, смотрит непонимающим о чем я говорю взглядом на кофе, на меня с кружками в руках. — Что?

— Перекурим? — повторяю и через мгновение снова тяну удивленное, — Э-э-э…

Кошка с какой-то радости отбирает у меня обе кружки, делает крохотный глоток из одной и, скривившись, выливает кофе в раковину. Туда же отправляются остатки теста в плошке, сковорода и лопатка. Я наблюдаю за происходящим с открытым ртом. Охреневаю, но отхожу и сажусь за стол, когда шипящая пуще прежнего Кошка разрождается очередной тирадой, в которой “сядь уже” звучит так, что спорить и уточнять причины становится, как минимум, опасно для здоровья. Звяканье чистых кружек, щелчок кнопки чайника, шелест упаковки с чайными пакетиками и хлопок дверцей холодильника. В каждом звуке раздражение и злость, а блеснувший в руке соседки нож и появившаяся на губах кровожадная улыбка очень недвусмысленно подсказали, что лучше не рыпаться и помолчать в тряпочку, если не хочешь проверить остроту заточки лезвия на своем горле.

— Ешь!

Киваю и откусываю половину бутерброда с ветчиной, чтобы не взбесить соседку сильнее, а сам кошусь на раковину — оладьи мне нравятся больше.

— А? — проследив направление моего взгляда, Кошка нервно усмехается. — Рецепт новый решила попробовать. Не получился… с-с-сука. Насвистели, уроды. Поубивала бы нахрен!

— А кофе?

— Остыл, — новый смешок. — Прикинь? Остыл, тварина!

— Вроде как го… — начинаю и запинаюсь под наливающимся яростью взглядом. — Остыл, так остыл.

— Умничка. Я сейчас что-нибудь другое приготовлю. По своему, блядь, рецепту.

Снова грохот посуды и крохотный глоточек из моей кружки. Я дожевываю бутерброд, оставляя небольшой кусочек ветчины Текиле. Только она с опаской принюхивается к угощению прежде чем взять его в зубы, а потом трусит к миске с водой и с какой-то маниакальной подозрительностью начинает медленно жевать. Вообще ничерта не понятно, что происходит, но то, что происходит, мне однозначно не нравится. Я сам с опаской пробую чай, тяну с подоконника оставленную на нем ночью пачку и подкуриваю две сигареты. Одну оставляю зажатой в губах, а вторую протягиваю Кошке:

— Гель?

— А?

— Нет, так не пойдет.

За плечи утягиваю ее на диванчик, переставляю к ней свою кружку и опускаю рядом пепельницу. Сам сажусь напротив и спрашиваю:

— Мне очень хочется понять какого хрена тут происходит, но сперва я хочу узнать кто такой этот твой Храпозавр?

Улыбка. Взгляд из-под ресниц. И вопрос:

— А ты спал?

— Спал. Меня почти сразу вырубило. Я свою часть выполнил? Выполнил. Где обещанный Храпозавр?

Снова улыбка. Уже шире и гораздо теплее. Серо-зеленые глаза смотрят в мои. Ладошка поднимается и подпирает подбородок. Взмах ресниц и новый, безумно долгий взгляд, который я сам не хочу разрывать.