Счастливый Цезарь

Цветков Евгений

Жрец улыбнулся.

– Родиться деревом человек не может, но дух его может витать в камне или древе, как мы бродим у себя в дому. Земная и небесная география соединены.

– Не хочешь ли ты сказать, жрец, что ваши священные дубы, камни и родники соединяют землю и небо.

– Да, Цезарь, это путь на небеса.

– Для всех? – поинтересовался Цезарь.

– Для всех, кому отворится дверь, – торжественно сообщил жрец. – Все Святые Места таковы, но есть и другие. Там, где Боги спускаются на Землю – для людей

таится Удача, там спрятаны груды Счастья.

– И можно пообщаться, поговорить с Богами?

– Не пообщаться – соприкоснуться. Божества воплощаются в Духе, как в чувствах мы воплощаемся в телесном.

– Что ж, я знаю теперь, где прячется Счастье, – сказал Цезарь и жестом отпустил Жрецов.

Так поздоровавшись со всеми уселся Цезарь на возвышении в креслице, и первым к нему тут же приблизился его личный секретарь – раб. Стал вполголоса докладывать: «Антоний и Курион прибыли. Из Рима их, по слухам, изгнали. Возбуждали солдат, и сейчас должны быть тут…»

– Послушай! – перебил его Цезарь негромко, так чтобы стоявшие в отдалении не могли его услышать. – Правда, меня считают развратником и прячут жен и дочерей?

Секретарь опустил глаза долу, не зная как ответить.

– Иль, скажем, что я ставлю себя выше всех смертных… Отвечай! – приказал Цезарь.

– Такова легенда, Цезарь! Так люди говорят, – нехотя ответил секретарь.

– Что еще говорят люди?

Секретарь не знал, как ему быть.

– Разное, – промямлил он. – Я не прислушивался к тому, что люди сочиняют…

– А разве есть что-нибудь помимо того? – спросил Цезарь, соображая про себя удивительную убогость лица секретаря. «Боги! Да ведь и лица-то вовсе нет! Отдельные подробности ненужные никому. Фигуры, лишенные жизни. Как пусто и казенно внутри истории про нас самих! Что надо сделать, чтобы Легенда обрела страсть и теплой кровью наполнились и ожили легендарные люди?! Где воображенья полет, кто написал так постно и скучно нашу великую драму жизни?! В Легенде ведь все возможно! Где ласковая фея? Где звездная нимфа и полет счастливого чувства?!

Тут Цезарь остановил свой взгляд на кончике носа раба-секретаря, и мысль прервалась. Кончик носа был весь в мелких бисеринках пота, покраснел и шевелился совсем отдельно от остального лица. Самого же лица теперь совсем не было: смазливая наружность так и расползалась под цезаревым взглядом. «Какой немыслимый урод!» – воскликнул беззвучно Цезарь и увидел, как поехала верхняя губа у секретаря в сторону, обнажая зубы с одной стороны, при этом нижняя губа стала растягиваться одновременно в ту и другую половины наружности. И вот мерзкая жалкая улыбка лакея обнажила ровные мелкие белые зубы. В глазах при этом, как рыба в омуте, притаился и прятался под корягой на дне откровенный ужас.

– Я хочу, – сказал Цезарь совсем тихо, – чтобы пока я тут, живу внутри Легенды, явилась мне нимфа небесная, ласковая Муза,

восторг и чудо неземное, что-нибудь! Потом ведь все равно сухой переписчик выбросит лучшие строки. История не сохранит того, что было главным при жизни. Не бойся, раб! Раз я попал в Живую Легенду – пусть будет чудо! Иди! – отпустил он секретаря. – И думай!

Судорожно проглотив горловой ком, отступил секретарь.

Очередной проситель приблизился вместе с Магистратом.

– Чего ты хочешь? – Цезарь оглядел вмиг неловкую фигуру. «Тоже галл, не умеет носить тогу, чужая одежда, а старается…»

– Вот, – протянул неловкий человек свиток, – обращаюсь к тебе, Цезарь, как к богу – не откажи.

Магистрат наклонился к Цезарю и тихо произнес:

– Вернейший человек, – и тут же почтительно отпрянул.

– Ты просишь о гражданстве? – Цезарь пробежал глазами свиток-прошение. – Зачем ты хочешь стать римским гражданином?

– Хочу, Цезарь, чтобы сын мог называть имя отца, – тихо ответил проситель.

– Вот оно что… для сына стараешься. Что делает твой сын?

– Он строит дома, храмы. Он – зодчий, Цезарь, – не без гордости ответил проситель.

– Да будет так! – сказал Цезарь, и просияло лицо просившего. – Однако, – добавил Цезарь, и сияние настороженно застыло на лице, даю тебе гражданство с тем условием, чтобы выстроил ты здесь, в Равенне, общественные бани. Согласен? Как ты считаешь, Магистрат?

Одно мгновение колебался проситель. Магистрат толкнул его в бок.

– Согласен, Цезарь, – грустно сказал проситель, уже сейчас соображая, откуда он наберет денег на постройку. «Соглашайся! Не думай!» – шипел ему на ухо Магистрат.

– Согласен! – снова выкрикнул проситель.

– Тебя и сына твоего будет народ благодарить и помнить века. Ты сможешь имя свое на входе выбить!

– Благодарю тебя, Цезарь! Воистину ты щедр, – благодарил и кланялся новый гражданин Рима.

Потом один за другим подходили те, кто ничего не осмелился просить и лишь свидетельствовали свое почтение, и взором надеялись на приглашение к обеду. Одних Цезарь позвал на обед, другим – сказал ласковые слова, третьих одарил улыбкой – никого не оставил без внимания.

Уже заканчивался утренний прием, и последние клиенты, граждане Равенны, готовились подойти к Цезарю, чтобы после у себя в доме рассказать, как они сегодня говорили с великим Цезарем и что он им сказал в ответ. Счастливцы, получившие приглашение на обед, чувствовали себя на седьмом небе и заранее соображали, как это поднимет их и в чьих глазах, предвкушали торжество над врагами и недоброжелателями и кураж перед завидующими друзьями…

В этот самый миг и появились Курион с Антонием в сопровождении двух центурионов. Их вид говорил за себя. В пыли, разорваны одежды, лица небриты с воспаленными глазами от бессонной ночи и бешеной скачки.