Счастливый час в «Каса Дракула»
Шрифт:
— Что такое? — взволнованно спросил Освальд.
Боль пришла снова — на этот раз приступ был острее и длительнее, я была не в силах вымолвить ни слова.
— Милагро, ты можешь объяснить, что ты чувствуешь и где болит?
Боль была такая, будто мои органы кромсали острым ножом. Мне казалось, что смерть близка.
— Похоже, мне нужен ты, — сказала я, задыхаясь и глазами умоляя его о помощи.
Освальд понял, что я имею в виду.
— Это просто жажда, Мил, она ненастоящая, — возразил он, покачав головой.
Я схватила его руку и поднесла к своим зубам.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста! — Меня снова корежила боль — да так, что я не обращала ни малейшего внимания на выплескивавшуюся из ванны воду. — Пожалуйста!
В глазах Освальда читалась паника. В конце концов он полез в чемоданчик и вынул оттуда что-то блестящее и острое — скальпель. Когда Освальд провел им по своему указательному пальцу, тут же появилась тонкая алая полоска крови. Засунув его палец в свой рот, я принялась жадно сосать. Острая боль отступила, и я вдруг поняла, что замерзла. Мое тело покрылось гусиной кожей, я задрожала.
Освальд приложил ладонь к моему лбу.
— Слава Богу, — сказал он, — слава Богу.
Он вынул меня из ванны и завернул в полотенце.
Я прижалась к нему. Освальд обхватил меня руками. Никогда прежде я не чувствовала себя такой защищенной и любимой.
— Освальд, пусть так будет всегда.
— Зачем ты так поступаешь со мной? — застонал он и прижал меня к себе еще крепче. — Мне нужно, чтобы ты боролась. — Освальд прижал свои мягкие губы к моему лбу. — Мы преодолеем это.
А потом видение кончилось. Они всегда так быстро заканчиваются!
Глава шестнадцатая
Не девушка, а уродец
Уинни — вот кто работал моей сиделкой. Я поняла это, потому что, проснувшись ранним утром, обнаружила ее спящей в кресле под одеялом. Рядом стоял ее чемоданчик. Я бесшумно вылезла из постели и, поняв, что чувствую себя замечательно — так, как не чувствовала себя вот уже несколько недель кряду, — натянула поверх футболки халат.
Во сне лицо Уинни казалось по-детски кротким. Ее глаза двигались под нежными голубоватыми веками, и я вдруг подумала: а что если ей снятся непристойные занятия с подозрительными личностями?
Я надеялась, что смогу в одиночестве поразмыслить о своем занимательном сне, но не тут-то было. На кухне, опершись на стол, сидели Сэм и Эдна, все в той же одежде, что и накануне.
— Юная леди, мы думали, что вы… — начала было Эдна и снова замолчала.
Тут на кухню, еле волоча ноги, вошла Уинни; ее плечи покрывало одеяло. Она выглядела сильно уставшей.
— Мы очень волновались.
Поскольку я чувствовала себя великолепно, мне было непросто представить, что накануне я почти умирала.
— Спасибо за заботу, но со мной и правда все хорошо.
Я открыла холодильник и увидела там стеклянную мисочку с рисом и овощами. Когда я стала вынимать ее, миска выскользнула у меня из рук, упала на пол и вдребезги разбилась.
— Милагро, осторожнее! — воскликнул Сэм в тот самый момент, когда я ступила чуть в сторону.
Поначалу я не обратила внимания, что осколок пропорол мне ступню, и потому
— О черт!
Вампиры засуетились и кинулись мне на помощь. Стоя на здоровой ноге, я наклонилась и вынула осколок из раны. Он напоминал омытый алой кровью серп. Мы все с изумлением проследили, как порез мгновенно затянулся и зарос кожей.
— Черт! — воскликнула я. — Что это было, черт возьми?
Сэм усадил меня на стул и вместе с Эдной принялся за уборку.
— Милагро, сколько раз в жизни ты болела? — с улыбкой спросила Уинни.
— По-настоящему я никогда не болею. Разве что иногда у меня случаются головные боли.
— Я три раза проводила анализ, и у меня все время получался один и тот же результат. Норма лейкоцитов в крови — до одиннадцати тысяч на миллилитр. Если организм борется с пневмонией, количество белых кровяных телец может повыситься до двадцати тысяч.
— А сколько у меня? — поинтересовалась я.
— У тебя количество лейкоцитов достигает ста десяти тысяч. Никогда в жизни не видела ничего подобного!
— Я так и знала, что эта девушка — из ряда вон, — вздохнула Эдна. — Я иду спать. Предлагаю и всем остальным немного отдохнуть, поскольку кризис у Милагро миновал.
Проходя мимо, она на мгновение задержала свою руку на моем плече.
— А что насчет моей ноги? Почему она так быстро зажила?
— Я очень рада за тебя, — ответила Уинни. — У нас всё заживает точно так же. Пока не удается выделить ген, отвечающий за ускорение заживления. На наш взгляд, вполне вероятно, что на этот процесс одновременно влияют сразу несколько факторов.
— Но к вашему генофонду я не имею никакого отношения, — возразила я.
Уинни потерла бровь и сказала:
— К сожалению, я не могу этого объяснить. Мы просто знаем то, что мы знаем.
Сэм взглянул на изможденное лицо Уинни и заметил:
— Думаю, нам стоит последовать совету бабушки и немного отдохнуть. — После чего увел Уинни из кухни.
Я не знала, радоваться мне или огорчаться, что я превратилась в уродца; ликовать или убиваться по поводу того, что теперь на мне все будет заживать без участия врача; веселиться или впадать в уныние оттого, что эпизод с Освальдом был всего лишь сном. Мне необходимо было срочно занять чем-нибудь свои мозги, и я решила, что пришло время вернуться к творчеству.
В моем романе речь шла об умной, сексуальной латиноамериканке, которой случайно выпало работать секретаршей у лоббиста в корпорации, ворующей землю у обедневших жителей Центральной Америки. Там также действовал красавчик активист и толпы зомби, представлявшие бесправных пролетариев.
Я открыла пишущую машинку и, проведя серию экспериментов, поняла, как можно ровно вставить в нее лист бумаги. Чтобы напечатать первую страницу вместе с названием — «Вот откуда это вуду», — мне пришлось изо всех сил долбить по клавишам. Исправлять текст на пишущей машинке было сложно. Стоило только начать запечатывать слова буквой «х», как страница становилась похожей на текст, прошедший цензуру в ФБР. Я решила вести себя как акула — двигаться только вперед.