Счастливый день везучего человека
Шрифт:
А «Рог хаты» — это у них в бараке вроде самого главного начальника — сказал, что «низ-з-я так делать»… И полосатику тому намекнули, что, мол, у тебя одна, дружище, дорога. Либо баланом по хребтине, либо в «обиженников» перевод. Ну он и не стал дожидаться и проверять на собственной шкуре.
Так или не так все было, мне-то, в общем, какая разница? Было — сплыло…
…Вернули ту колонну обратно в зону, не погнали в лес.
А Егорку — к майору. О чем-то они там долго толковали. Да что толковать, он стрелял правильно. «По уставу правильно стрелял», — как у Высоцкого
Да, он, Егорка, здорово стрелял. По стрельбе был лучшим в роте. Охотник. По живой мишени, по двуногому, так сказать, зверю свое полное преимущество проявил и на этот раз. Истинно «ворошиловский стрелок».
Ну, а потом, когда у нас за полтора года службы перевалило, мы уже разворачиваться стали. Да не так, чтобы уж и очень, тут как раз «душняк» стали «дедовщине» устраивать (это по газетам в основном, не в натуре). Но несколько судов прокатилось показательных и у нас, на Севере, в Комях. А тут как раз этап (тьфу ты, господи, не этап — призыв) пригнали с Азии, там был один здоровый такой бык, ему бы с кистенем где-нибудь пристало на афганской тропе «духов» пугать. Так Егорка прицепился к нему мертвой хваткой. Приводит, бывало, «сынка» этого в каптерку. Мы чай сидим пьем. А Егор: хотите чудо света? Ну, прикол, помрете со смеху!
— Хотим!
Он «сынку»: майнуй! Тот голову нагибает, а Егор — х-ха! — ему по шее. А у того глаза — ну в натуре, ни разу больше такого не видал — вращаются. Один по часовой, другой — против. Вот это в самом деле был — прикол. Мы как залупились все, на «бис», кричим, давай! Егорка на бис его — хрясть! Тот же эффект! Ну силен был «сынок», пять раз на бис шнифты раскручивал… А потом его комиссовали через дурдом. Его вообще, оказывается, брать нельзя было, разве что в ВСО [3] . А его — в ВВ. Да еще автомат дали. Ошиблись… Ничего себе, ошибочка.
3
ВСО — военно-строительный отряд (стройбат).
Вот так мы потихоньку и дослужили до дембеля…
Прикончили мы второй кувшинчик, я уже чувствую, что сам тяжелый. Все-таки вино у меня свое. Мое. Это не бормота какая-нибудь, из-за которой кости друг другу ломают. А Егорка уже вообще хорош стал. Но зачем пришел, видать, не забыл. И в который раз уже начинает:
— Слушай, я к тебе ведь не квасить пришел, а по делу.
Ладно, думаю, надо все же узнать, что у него за дело.
— Ну давай, излагай, деловой.
— Займи две штуки. До нового года. Край надо. Понимаешь, «Ниву» надыбал, не хватает пару штучек.
Ого! думаю. Две тыщи ему дай. А он опять на пять лет сквозанет.
— Мы, — заверяет, — чин чинарем. С нотариусом.
— А с чего отдавать будешь?
— Ну это уж мои заботы, — этак с гонорком. Ладно, сидим, курим.
— Есть, — говорю, у меня бабки. — Есть. Я их сам заработал, своими руками. Вот этими вот, двумя. Прикидываешь? Есть у меня
— Так мне ж срочно надо. Когда ж я их заработаю-то, две косых?
— А я тебе работенку не пыльную хочу подогнать. На пять минут. Раз — и в дамках. За пять минут — пара косых. Прикидываешь?
— Ну колись. — У него аж глаза задымились. Меченый его особенно. Эх, шельму метит бог!
Я не тороплюсь, закуриваю медленно нарочито. Тут баба моя со стола убирает, вошкается — не будешь же при ней. Отходит она, я еще минуту-другую выдерживаю характер, потом выкладываю карты:
— Прикидываешь, шмальнуть надо кой-кого. Две штуки стоит.
А сам на него смотрю, как он среагирует. Кто послабей, так от такого и со стула упасть может. А он кивнул, этак понимающе, тоже сигарету взял, закурил. Вина отхлебнул, пепел стряхнул.
— Заметано, — говорит. — Подгоняй шмалер.
— Ты въехал? Человека завалить надо.
— Ну я ж не глухой. «Приблуду» давай. Оформим.
Вот так. И глазом не моргнул.
Заперлись мы, короче, в бендеге у меня, я на чердак слазил, достал ТОЗик (держу такую штуку на всякий случай, счас времена тревожные, надо иметь). Егор прищурился, в прицел посмотрел, затвором пощелкал. Все чин-чинарем, смазано как полагается. Оценил.
— Попробовать бы надо. Пристрелять.
— Попробуем. Вот только с патронами у меня прогар — поспалил, а достать пока не получается — все жмутся, боятся. Два только могу выделить. Пристрелочный и зачетный. Но ты ж профессор. Завалишь с одного?
— Малопулька. — Он поморщился, скривился пренебрежительно. — Посерьезней бы что-нибудь. Но ничего. В чайник можно свалить.
— Ясное дело, жиканом или картечью сподручней было бы. Но здесь свое преимущество — почти бесшумно. Да ведь не на медведя пойдешь. Прикидываешь?
— Вот именно. — Он подмигнул.
Завернули мы ТОЗик в халат старый и пошел я «жучку» заводить.
Баба тут выступила моя, мол, куда пьяный за руль лезешь, но я ей — ша! — сгинь, ворона! И рассказал ей в двух словах, что думаю о ее маме. Не ее ума дело. Надо, значит, срочно.
А меня уже самого потряхивает. Ну, думаю, дела. Заварил, теперь расхлебывай. Азарт даже какой-то появился. Пошла масть…
Выехали мы с Егором из города, первым делом заехали в лесок. Полянку нашли подходящую. Красота кругом, птицы поют. А солнце уже к закату клонится. Торопиться надо, пока не стемнело.
Нашел я консервную банку (кидают везде, сволочи, губят природу!). Поставил на пенек. И Егорка — шасть по ней шагов с семидесяти. Продырявил посредине. Не хилый был выстрел! Охотник, мать его, ничего не скажешь. Спец. Уважаю спецов.
— Ну ладно, — подытоживаю. — Ты профессор. Но ведь это жестянка. А там черепок-то костяной, под ним мозги живые, душой живой еще называют.
— Ничё. Все путем будет. С малопульки, ясно, не фонтан. Но если чердак продырявить — поканает. Красавец будет в гробу.