Счастливый слон

Бялко Анна

Короче говоря, похоже, я ему нравилась не только и не столько в качестве бывшего однокашника. По крайней мере мне так казалось. Потому что мне этого очень хотелось, на самом-то деле. Настолько, что я не могла себе в этом признаться. Впрочем, возможно, тут в мою пользу просто сработала магия времени, когда он вдруг увидел во мне не сорокалетнюю бабу, приставшую в ресторане к его приятелю, а красотку-второкурсницу, познакомиться с которой, будучи новичком-салагой, даже не мечтал. И вот – алле-гоп, мечты сбываются! Весь вечер на арене звезда балета!

Все

дело-то, конечно, просто в том, что стереотипы, запавшие в душу с юности, могут жить там, законсервированные в рутине будней, почти вечно. И, если их случайно расковырять, окажутся такими же свежими, как в первый день. Но какая разница, что за чем стоит? Главное – вот он, сидит напротив, смотрит, не отрываясь, за каждым случайным жестом с готовностью видит красоту, за каждым словом – залежи ума... И я, со своей стороны, окунувшись в этот фимиам, пусть даже несколько залежалый, тоже расцветаю навстречу и действительно с каждой минутой становлюсь все больше похожа на себя ту, которую он вспоминал...

В общем, как бы там ни было, над нашим столиком в воздухе густо замешивалось то, что называется «химией». Хотя к реальной науке эта деликатная субстанция не имеет никакого отношения, уж кому бы это и знать, как не нам, выпускникам лучшего технического института страны. Наш купидон Василий, кстати говоря, так и пропал со своей девицей, но мы и не вспомнили о нем ни разу до того момента, как я, случайно глянув на часы, не увидела на них только одну стрелку вместо двух.

– Мама дорогая! Это что же – уже двенадцать? Мне пора...

– Да ладно, – махнул рукой Саша. – Чего пора, время детское. Посидим еще, хорошо ведь...

– Хорошо, правда, но все равно поздно. Метро скоро закроется, и вообще...

– Чего? Какое метро, ты о чем?

– Обычное. Буква М такая, знаешь? И поезда под землей.

– Да знаю я метро, но при чем тут оно?

– Я на нем езжу.

– Лиза, – он взял меня за руку, – ну какое метро? Если ты без машины, я тебя отвезу, не вопрос. Где ты живешь?

– На «Аэропорте». Тут недалеко. Но я сама отлично доеду.

– Аэропорт? Это «Шереметьево», что ли? Так туда метро не ходит, что ты мне голову морочишь?

– Это метро «Аэропорт», ты сам все перепутал. Нет, я пойду. Я спать хочу, поздно уже.

– Ну ладно. Я тебя провожу, а потом вернусь. Наш вечер только начинается. А может, останешься? Надоело здесь, поедем куда-нибудь в клуб посидим?

При мысли о клубе я решительно бросила на стол салфетку и поднялась.

– Нет, спасибо. Я не любитель клубной жизни. Мне и здесь достаточно накурено.

– Правда? – он с изумлением обернулся по сторонам. – А я и не замечал никогда...

Мы вышли на улицу. Накрапывал дождик. От одной из машин в нашу сторону шагнул плечистый молодой человек с раскрытым черным зонтом наготове.

– Спасибо. – Саша взял у него зонт и поднял надо мной.

Я вертела головой по сторонам.

– Так. Это бульвар, это... Петровка,

кажется. Значит, к «Пушкинской» – мне туда?

– Наверное. Но зачем? Ты что – пешком, что ли, идти собралась?

– Ну да. К метро же. Да чего тут идти-то? По бульвару десять минут, меньше даже.

– Да я тебя отвезу.

– Не надо. Отлично я дойду, не выдумывай.

– А дождик?

– А знаешь, мне даже нравится... Дождь, ночной бульвар, листья шуршат, капли стучат... Как будто я снова студентка, буду идти по бордюру и прыгать через лужи. Класс!

Меня до сих пор не отпустило то восхитительное, давно забытое, пьяное ощущение собственной абсолютной красоты и уверенности, что можно делать и говорить что угодно, все будет услышано и воспринято именно так, как надо. Саша посмотрел на меня как-то странно, но протянул руку.

– Ну пошли, студентка.

На бульваре было почти сухо. Кроны старых лип, перехлестнувшись где-то в вышине, не пускали вниз слабенькие струйки дождя, но воздух был влажным и свежим. Пахло почему-то скошенной травой. Мы, не закрывая зонта, шли под руку, и я боком чувствовала твердый локоть. Хотелось ткнуться головой в плечо, и пусть бы меня вели, вели... От плеча слегка пахло табаком, и мне почему-то это нравилось. Привыкаю?

Мы шли молча, но это не мешало, наоборот. Бывает такое хорошее молчание, когда понимаешь, что молчишь вместе. Практически хором. Не потому, что не о чем говорить, а потому, что слова как-то не нужны, и без того славно. Хотелось идти и идти, но бульвар быстро кончился. Впереди появились огни Пушкинской площади. Я свернула с главной аллеи налево, к переходу.

– Пойдем лучше справа перейдем, – остановил меня Саша.

– Почему?

– Потому что вдоль бульвара движение одностороннее.

– Ну и что? – не поняла я.

– Так слева – встречка, – пояснил он.

Я все равно не поняла.

– Машина там не проедет, по встречке-то.

– Да какая машина? Ты о чем?

Он подвел меня к краю бульвара. Там, на проезжей части, метрах в пяти от нас, прижавшись почти вплотную к левой кромке, то есть к самой бульварной ограде, стоял здоровенный джип.

– Что это? Он что, за нами едет?

– Ну да. Это моя машина, там ребята. Куда я – туда и они. А ты их хочешь на встречку загнать.

– Извини, я не знала... Давай, я дальше уж сама. А то неудобно. Я гуляю по ночному бульвару, а за мной таскается сто человек.

– Ну, не сто. Водитель и два охранника.

– И еще ты. Ты такая крутая шишка, да?

– Ну, не такая уж и крутая. Просто порядок такой.

За время этой беседы мы дошли до самой площади. Впереди ясно горела красная буква М. Джип перебрался от левого края дороги к правому и медленно крался в пяти метрах за нами. Я чувствовала себя, как под прицелом. Все очарование ночной прогулки рассеялось. Уже не хотелось никуда идти, хотелось нырнуть в метро и избавиться от этого хвоста. Я ускорила шаг.