Щедрый Буге
Шрифт:
Прошло ровно двадцать дней, как Аки ушел на свой участок. Но за все это время ни одна западня не порадовала меня вытоптанной "ареной". Что делать? Время летит. Неужели охотовед окажется прав, и я действительно не вытяну план?
94
Сегодня, перевалив на соседний ключ Улантиково, нашел, наконец, прекрасные тропки, на которых выставил все ловушки, и сразу повеселел. Надежда оживила охотничье сердце. Но не только это подняло настроение. Заглянуть за горизонт, за пределы того, что уже видел и знаешь - всегда доставляет удовольствие. И хотя знакомство с новыми местами всегда
проторенной дороги, чтобы попасть в неизведанный уголок. Наградой тому
– множество ярких, незабываемых впечатлений.
Последние дни однообразно-серое небо непрерывно исторгает из своих недр белые хлопья. Капканы на подрезку засыпает, а на приманку соболь по-прежнему отказывается идти. Но сегодня к вечеру, словно услышав мои молитвы, унылый облачный покров, наконец, распался на рваные куски, оголив синеву небесной сферы. Красный холодный шар медленно заваливался за горизонт, озаряя пурпуром края чёрных туч. Резкий контраст пурпура с почти черным производил сильное впечатление. Вскоре шар скрылся за сопкой, но тучи еще долго продолжали полыхать прощальным пожаром.
Закат - это всегда грустно. Это очередная веха, конец еще одного отведенного судьбой дня. Но в то же время закат - это и обещание рождения на завтра новых надежд и возможностей.
НОВЫЕ ВСТРЕЧИ
Мороз нынче, как по заказу. Заставляет резво ходить и в то же время не настолько силен, чтобы коченеть при установке ловушек.
Поднимаясь по ключу, я приметил на ребристом склоне сопки с десяток ворон, вьющихся над разлапистым кедром. "Ну, - думаю, - неспроста
95
летающие волки здесь собрались", и направил лыжи в их сторону. Шагов через триста появились следы, сначала спокойно кормившихся, а затем в панике разбежавшихся кабанов. Попытался по следам восстановить, что здесь произошло, как вдруг с вершины бугра, у подножия которого я стоял, раздался гортанный, леденящий сердце рык. Поднял голову и обомлел - ТИГР! Из оскаленной пасти торчали, словно финки, острые клыки. Нижняя губа нервно вздрагивала. Кончик хвоста подергивался.
Страх пронзил мое сердце, ноги противно заныли, по всему телу волнами побежали колючие мурашки. Подобную встречу я давно ожидал и даже, признаюсь, по-мальчишески мечтал о ней, проигрывая в уме всевозможные варианты своих действий. Поэтому психологически был готов и в явную панику не впал. Призвав на помощь все самообладание, действовал насколько мог спокойно, хотя от напряжения вибрировал каждый мускул, а о своем желании сфотографировать тигра даже не вспомнил.
Не опуская ружья, я стал пятиться назад. Все время, пока тигр был в поле зрения, он так и стоял в царственной позе, не сводя с меня мерцающих глаз. Только тугой хвост замер в воздухе в тревожном ожидании. Скрывшись за деревьями, я развернулся и, то и дело оглядываясь, заскользил к ключу. Разочарованные вороны крикливо обсуждали мое бегство.
Весь
Проходя через кедрач, услышал отчетливый шелест. Замер. Шелест повторился. Я боязливо оглянулся - никого нет, а шелест все ближе. Ну, думаю, все, от судьбы не уйти. Но тут, наконец, увидел виновника шума - по коре кедра, громко шурша, спускалась вниз головкой небольшая пичуга с коротким хвостиком и длинным острым клювом. Это был неутомимый поползень. Поразительно, как такая крохотная птаха умудряется производить столько шума. А о себе невольно подумал: вот ведь, пуганая ворона и куста боится.
96
Умом я, конечно, понимал, что великий сородич удэ не собирался нападать, но тигр есть тигр. Даже один след впечатляет. И все же я был благодарен судьбе, давшей возможность увидеть так близко красу и гордость Уссурийской тайги.
Могучий и царственный зверь на фоне многовековых кедров потряс мое воображение и остался в памяти самым волнующим и самым ярким воспоминанием из охотничьей жизни. Более всего меня поразило его достойное поведение. Он словно говорил: "Уйди, и я тебя не трону".
Добравшись до верховья ключа, отправился к месту где соболь загрыз кабаргу, но увы - ее на прежнем месте уже не было. Две непальские куницы затащили остатки под лесину и доели. Надо признать, что эту операцию они провели виртуозно, сумев обойти оба капкана стороной.
Необычно теплый для января день. На корнях буреломного отвала, как весной, наливаются солнечным светом и, созрев, падают первые капли. Потепление особых восторгов у меня не вызывает. Ночью подморозит, снег зачерствеет льдистой коркой, и соболя вообще перестанут тропить.
На путиках одни разочарования. Порой охватывает отчаяние, но я снова беру себя в руки, внушая, что времени еще достаточно, что еще есть возможность наверстать упущенное. Правда, с каждым днем все это становится похожим на самообман.
Одна отрада и отдушина от неудач и неприятностей для меня в эти дни - обед в ясный тихий день. Выберешь между деревьев солнечный пятачок. Положишь камусом вверх лыжи, на них рукавицы. Под ногами умнешь ямку. Неторопливо достанешь из рюкзака сухарь, термос с чаем, круто сдобренным топлёным жиром. Удобно устроишься и блаженствуешь под горячим потоком полуденных лучей1 среди млеющих могучих кедров. В сладкой дреме застыли сопки. Редкое постукивание снующего по стволу дятла и невнятное бормотание ручья подо льдом лишь подчеркивают сонную тишину. Солнышко ластится, пригревает. Кожа ощущает каждый лучик,
97
каждый зайчик. На душе становится легко и свободно. Забываешь на время о неудачах. Открываешь термос и с наслаждением пьешь душистый чай, устремив мечтательный взор на горные дали, легкие облака, бесцельно плывущие в прозрачной лазури...
Три дня провалялся в жестокой простуде - угодил в полынью на Разбитой. От избытка свободного времени так наточил ножи и топор, что руки теперь все изрезаны.
На четвертый день рискнул поколоть дров и сломал топорище. Пришлось тесать новое. Через час удобная ясеневая ручка была готова. Расколов несколько чурок устал и, чтобы немного отдохнуть, стал прогуливаться по становищу, любуясь окрестностями.